– Вы бы сказали, что его убийства были – я цитирую – «проповедью городу»?

Гарриман внутренне сжался, услышав, как его собственные слова кидают ему в лицо.

– Нет, не сказал бы.

– Озмиан. – Петовски разломал карандаш на две части и с отвращением швырнул в корзинку для мусора. – Вот и вся ваша версия.

– Мистер Петовски, я… – начал было Гарриман, но редактор поднял один палец, и репортер замолчал.

– Как выясняется, Озмиан не пытался отправить послание Нью-Йорку. Он не выделял как-то коррумпированных, развращенных людей для того, чтобы отправить предупреждение массам. Он не обращался к нашей разделенной нации, говоря людям, что девяносто девять процентов более не должны терпеть один процент. Ведь убийца и принадлежал к этому одному проценту! – Петовски фыркнул. – И теперь мы здесь, в «Пост», благодаря вам выглядим как последние идиоты.

– Но полиция тоже…

Петовски резким жестом снова заставил его замолчать. Потом продолжил:

– Хорошо, я слушаю. Даю вам шанс объяснить статьи, которые вы написали.

Он перестал раскачиваться, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

Мысли Гарримана лихорадочно метались, но на ум ничего не приходило. Он уже многократно обдумывал это, услышав новость в первый раз. Но на него в последнее время обрушилось столько потрясений – арест, оправдание и освобождение, осознание, что версия Головореза ошибочна, – и теперь его мозг отказывался работать.

– У меня нет никаких оправданий, мистер Петовски, – сказал он наконец. – Эта версия родилась у меня, потому что она вроде бы соответствовала фактам, и даже полиция приняла ее. Но я ошибся.

– Ваша версия вызвала немыслимые беспорядки в Центральном парке, в которых копы тоже обвиняют нас.

Гарриман повесил голову.

Снова молчание. Петовски издал глубокий вздох.

– Что ж, по крайней мере, вы дали честный ответ, – сказал он и резко поменял позу, выпрямившись и расправив плечи. – Ладно, Гарриман. Вот что вы сделаете. Вы заставите поработать ваш мозг, наделенный таким богатым воображением, и переделаете вашу версию так, чтобы она охватывала и Озмиана, и то, что он совершал.

– Не уверен, что понял вас.

– Это называется разворот. Вы должны обмять, раскатать, размесить факты. Переориентируйте вашу исходную версию в другом направлении, поразмышляйте над некоторыми мотивами Озмиана, о которых умолчали копы на сегодняшней пресс-конференции, добавьте что-нибудь о беспорядках в Центральном парке, слепите все это в единый репортаж, чтобы было понятно, что мы все время держали палец на пульсе. Договорились? А Озмиан является воплощением алчности, неравенства, эгоизма и презрения, которые класс миллиардеров испытывает к рабочему люду города, как мы всегда и писали. Вот это и есть разворот. Поняли?