Потребовалось еще несколько минут, в течение которых я заглядывал за всякие кучки и штабели, чтобы обнаружить тело. Оно упало в канаву у перекрестья двух бетонных балок, где земля была испещрена следами тракторных гусениц, и валялось рядом со сломанной стеклопластиковой душевой кабиной, полускрытое листами какого-то изолирующего материала.

Непрозрачный шлем был по-прежнему на месте, но он не предполагал защиты от стальной арматурины, которая торчала из огромной рваной дыры в горле мотоциклиста. Штырь вылез аккурат под кадыком, оставив изрядного размера выходную рану. Из нее сочилась кровь, сворачиваясь в густую жижу в земле. Была видна трахея, все еще розовая, но сдувшаяся, истекающая жидкостью. На конце штыря застыли кровавые сгустки.

Я присел на корточки, отстегнул ремешок шлема и попытался стянуть его. Шея была неестественно согнута там, где ее проткнуло арматуриной, и это оказалось сложной задачей. Налегая на шлем, я чувствовал, как сталь скребет по костям позвоночника, хрящам и сухожилиям. Живот содрогнулся от дурноты. Я напрягся, отвернулся, и меня вывернуло в грязь.

С горьком вкусом во рту и полными слез глазами, тяжело и шумно дыша, я вернулся к своему мрачному занятию. Шлем наконец снялся, и непокрытый череп стукнулся о землю. Я уставился сверху вниз на безжизненное бородатое лицо Джима Холстеда, физрука Ла-Каса-де-лос-Ниньос. Губы приоткрытого рта втянулись внутрь, застыли в вечной ухмылке. Сила удара при его финальном свободном падении захлопнула ему челюсти, прикусив язык, и откушенный кончик покоился на волосатом подбородке, словно мясистая личинка какого-то паразита. Открытые глаза закатились, белки налились кровью. Он плакал малиновыми слезами.

Я отвернулся от него и увидел, как солнце отсвечивает от чего-то блестящего в нескольких футах справа от меня. Я подошел туда, увидел револьвер и осмотрел его – хромированный «тридцать восьмой». Подобрал, засунул за брючный ремень.

Земля у меня под ногами излучала тепло и вонь чего-то горелого. Свернувшийся гудрон. Токсические отходы. Неразлагаемый неорганический мусор. Поливиниловая растительность. На лицо Холстеда села голубая сойка. Прицелилась клювом к глазам.

Я нашел пыльный брезент, усеянный пятнышками засохшего цемента. Птица вспорхнула при моем приближении. Я укрыл тело брезентом, прижал углы большими камнями и так и оставил.

Глава 27

Глава 27

Номер дома, которым снабдила меня секретарша, совпадал с огромными стальными цифрами на фасаде желтовато-белой высотки на Оушен, всего в какой-то миле от того места, где убили Хэндлера и Гутиэрес.