Лудивина не ответила и прошла дальше. В доме отчетливо пахло сыростью, но было и еще кое-что…

«Сильный, довольно приятный запах… пахнет едой!»

Она постучала пальцем себе по носу, указывая коллегам на то, что заметила. Здесь кто-то жил – или, по крайней мере, недавно сюда заходил.

Справа – две комнаты, заваленные хламом и строительным мусором. В свете фонарей блеснули пластмассовые шприцы. Среди алюминиевых банок и бутылок то тут, то там виднелись кучи изорванной, заношенной до дыр одежды. Высилась стопка листов картона, явно служившая кому-то матрасом. Неподалеку валялись использованные презервативы – змеи порока, свидетели того, как красота обернулась уродством.

Никого.

Лудивина вернулась в прихожую, откуда вверх вела покосившаяся лестница; еще одна лестница, за хлипкой боковой дверцей, шла вниз, в подвал.

Указав пальцем на потолок, она дала коллегам понять, что хочет подняться вместе с Гильемом, и жестом велела Сеньону оставаться на месте, но тот живо замотал головой.

– Мы больше не делимся! – категорично прошептал он. – Хватит глупостей!

Ступеньки ужасно скрипели от каждого шага: серия жутких взвизгов, сложившихся в хохот безумной ведьмы, когда Лудивина все же решила ускориться.

«Поздно прятаться».

Лестница вывела их на просторную площадку, куда выходило пять закрытых дверей.

Лудивина чувствовала, как бьется ее сердце – в постоянном, но быстром темпе. Она старалась обращать внимание на происходящее вокруг, сохранять спокойствие, все видеть, но не упускать из виду главное – безопасность каждого из них. Они не имеют права утратить самообладание, если на них вдруг с криками выскочит какой-нибудь наркоман: они не должны думать, что перед ними террорист.

Она поняла, почему ей было не по себе. Воспоминание о том, как на нее напали в ее собственном саду, еще не стерлось – удар электрошокером, легкость, с которой Антони Бриссон сумел ее одолеть… Для нее он навсегда останется голым мужчиной. Тем, кто толкнул ее на словесную проституцию, чтобы выжить. Тем, кто вытащил ее из ямы, чтобы попытаться ее изнасиловать и убить. Ублюдком, чудовищем.

Сеньон резко стукнул ее по плечу, возвращая к реальности. Он указал товарищам на низ одной из дверей: под ней мерцал тусклый свет. Словно там горела свеча.

Все трое одновременно положили ладони на табельное оружие, но не стали пока доставать пистолеты из кобуры. Стараясь не шуметь, они приблизились к двери, окружили ее. Сеньон встал справа от проема, Лудивина – слева, Гильем – по центру. Лудивина уже собралась было крикнуть «Жандармерия!», но в последний момент оттолкнула Гильема вбок. Никого не ставить по центру. На всякий случай…