Внезапно она ухватилась за одну мысль: здесь присутствовала только половина истории болезни. Тут не было никаких упоминаний о незаконном аборте. Она не представляла, кто уничтожил эти страницы.

– Кто дал вам это? – Голоса, как и мышцы, имеют память, и Хелен была хорошо натренирована. Ее крик, пройдя через фильтры многолетнего обучения публичным выступлениям, превратился в слова, прозвучавшие с парламентской сдержанностью.

Мальчишка гордо вздернул подбородок.

– Никто. Мы добыли их с помощью собственной… любознательности. Их оставили наверху, в архиве. Вот так случается, когда делаешь что-то спустя рукава. Ну, очевидно, это не самое худшее, что могло бы произойти.

Хелен мысленно вернулась на шесть лет назад. Стук в дверь – ее кровь вскипела от одного воспоминания об этом – и поспешная возня с бумагами. Она, должно быть, перепутала страницы в панике. Глупая, глупая женщина. Что же тогда она сожгла? Она помиловала Паулину, чья репутация ничего не стоила. И Селесту тоже.

– Все здесь, черным по белому, не так ли? – сказал парень. – Доказательства того, где вы были. Что вы сделали.

Он до сих пор не упомянул о неудачном аборте, и в любом случае – разве стали бы дети их возраста осуждать ее за это? То, что он имел, было для него, видимо, равносильно доказательству ее «болезни». И это стало бы достаточно интересно для таблоидов. И существование этих документов раскрыло бы ее вмешательство. Журналист потребовал бы от них выдать источники информации. Дженни Бишоп вспомнила бы про время, проведенное Хелен в одиночестве в ее архивах. Эти бумаги были более обвинительными, чем этот мальчик предполагал.

– Да, – ответила она. – Не могу возражать вам в этом.

Это было правдой. Что-то, однажды оформленное официально на бумаге, становится фактом, и не важно, является это правдой или нет.

– Откуда мне знать, что вы не сделали копии? – Хелен спросила это лишь для того, чтобы проверить их хитрость; разумеется, копии имеются.

– Вам придется нам довериться, – ответил парень.

Дрожь в голосе девушки подсказывала Хелен, что она хотела бы говорить правду. Когда Хелен передала ей деньги, та разделила их на две части. Это был бессознательный жест, но Хелен поняла: этот фронт вовсе не так сплочен, как думает мальчик.

– Больше вы о нас ничего не услышите, – сказала девушка. И вновь она показалась искренней, однако Хелен знала, что, конечно же, они придут к ней снова. Так работает шантаж. Ты заплатил – ты сдался.

Если бы только у нее появился какой-то рычаг давления на них, она смогла бы им воспользоваться, но вряд ли сейчас это главное. Сейчас она должна сосредоточиться на уничтожении этих…