* * *

Сейчас я периодически травлю себе душу – вспоминаю все гадости, которые сказала и сделала сестре. Возглавляет список детская ложь, выпаленная в приступе гнева. Ложь о том, что мама любила меня больше, чем Кейси. Тогда мой детский умишко не мог измыслить ничего более ядовитого. Ложь о маминой любви стала кинжалом, вспорола обычную ссору, какие сплошь и рядом происходят между братьями и сестрами. Реакция Кейси, этот чудовищный вой, оказалась столь бурной, что живо отрезвила меня, заставила раскаяться и поклясться себе: никогда, никогда больше с моего языка не сорвутся такие злые слова.

И однако в тот вечер клятва была нарушена.

– Ты лжешь, – ровным голосом сказала я.

Кейси на миг смутилась.

– Не лгу.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Уверенность в чем?

– В том, кто именно отец.

На миг показалось – сейчас Кейси ударит меня. Такое лицо было у нее в театре. Я почти видела занесенный кулак – тот, из детства, из прежних времен, когда сестра не раздумывая бросалась на защиту слабого. Но нет, удара не последовало. Кейси молча переварила жестокие мои слова. Отвернулась и сказала:

– Уходи.

– Уходи, – эхом повторила ее соседка по комнате, указывая на дверь. Сейчас я осознаю: эта чужая женщина была предана Кейси больше, чем я – родная сестра.

* * *

Саймон отделался легким испугом.

Я не закатила ему сцены. Не вынудила сознаться в неверности.

Наоборот – когда назавтра он приехал, я сказала, что согласна с его мнением, что надо срочно спасать Кейси.

– Она говорит, что беременна, – обронила я. – И что ребенок – твой.

Саймон молчал.

– Может такое быть, Саймон?

– Я же тебя предупредил: она не в себе.