Тот факт, что я был готов умереть ради него.
Теперь он обнял меня, совсем легонько. Но все равно мне пришлось сделать все возможное, чтобы не поморщиться. Я был рад, что не нужен ему, чтобы носить его по лестнице на руках в этом доме. После всего, что случилось, я волновался, что он будет бояться еще сильнее, чем всегда, и что это поведение – боязнь лестницы – может вернуться; но правда заключалась в том, что он управился с ужасами того дня гораздо лучше, чем я себе воображал. Наверное, даже лучше меня самого.
Я обнял его в ответ так крепко, как только смог. Это было все, что я когда-либо мог сделать. А потом, когда Джейк забрался обратно в постель, остановился в дверях, секунду наблюдая за ним. Он выглядел таким умиротворенным, теплым и защищенным, с Пакетом для Особых Вещей, лежащим на полу рядом с ним… Я не стал говорить ему, что заглядывал в него тем утром, или что я там нашел, или правду про маленькую девочку. Это тоже было то – по крайней мере, на данный момент, – для чего у меня не было подходящих слов.
– Спокойной ночи, дружок. Люблю тебя.
Он зевнул.
– Тоже тебя люблю, папа.
Лестница пока давалась мне трудновато, так что, выключив свет, я на какое-то время зашел в свою собственную комнату, чтобы дождаться, пока он уснет. Сел на кровать и открыл свой лэптоп, переключив внимание на самый последний файл и перечитав, что там написано.
Ребекка!
Я точно знаю, как бы ты на это посмотрела, поскольку ты всегда была гораздо практичней меня. Тебе бы хотелось, чтобы моя жизнь продолжалась. Ты бы хотела, чтобы я был счастлив…
И так далее. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что я написал, поскольку я не прикасался к этому документу с той самой заключительной ночи в доме-убежище, после которой, казалось, прошла целая жизнь. Это было насчет Карен – какую вину я ощущал за то, что испытываю к ней какие-то чувства. Это тоже казалось чем-то очень далеким. Она приходила навещать меня в больницу. Отводила Джейка в школу вместо меня и помогала присматривать за ним, пока я постепенно восстанавливался. Близость между нами росла. Случившееся сблизило нас, но также и сбило с более предсказуемой колеи, и
«Ты бы хотела, чтобы я был счастлив».
Да.
Я стер весь текст, за исключением имени Ребекки.
До этого моим намерением было написать про свою жизнь с Ребеккой, про горе, которое принесла мне ее смерть, и про то, как потеря ее отразилась на всей моей жизни. Мне все еще хотелось сделать это, поскольку, казалось, что бы я ни написал, она всегда была важной частью этого. Она не закончилась, когда закончилась ее жизнь, потому что, даже если не принимать во внимание существование ду́хов и призраков, это просто не то, как устроен мир. Но теперь я сознавал, что здесь крылось нечто куда большее и что я хочу обо всем этом написать. Правду обо всем, что произошло.