Бижу не кривила душой. Это вам не экзотическое шоу в ночном клубе. Все казалось таким же реальным, как неделю назад, когда я прятался в тенях и следил за тем, как Епифания возглавляет дикие вуду-посиделки в Центральном парке. В шоубизе любят продуманность, блеск, штуки-дрюки. Ничего такого не было и в помине в бешеной озорной вакханалии, которую я наблюдал со своего столика в первом ряду. Вместо отрепетированной искусственности передо мной взорвалась обнаженная первобытная страсть.

Пока впадали в бешенство исступленные барабанщики и танцоры, хунган зажег две сигареты и сунул в рот задом наперед. Он скакал и пыхтел, пока надутые щеки не осветились изнутри красным, и пускал через ноздри струи дыма, аки огнедышащий дракон. Лаплас тоже преобразился, хромал вокруг перистиля, как калека. Он превратился в Папу Легбу, привратника, стража всех перекрестков, – моего лоа-покровителя. Епифания рассказывала, что это первый и последний из «невидимых», которых призывают на церемонии, потому что он дарует смертным дозволение войти в мир духов.

Девушки окунулись в космический угар, их телодвижения больше напоминали судорожные маниакальные припадки, чем хотя бы какое-то подобие танца. Одна скинула тюрбан, рвала на себе волосы и бросала в воздух, как пригоршни травы. Другая повалилась на пол, корчилась в спазмах, ее тело изгибалось в невозможных позах. Стройная кофейная красотка разорвала перед платья, схватила груди обеими руками и выжимала их, пока из сосков не прыснуло молоко.

Гипнотическая вакханалия продолжалась больше двух часов. Не то чтобы развлечение, но оторваться до самого конца было невозможно. Словно сидеть в первом ряду на казни. К двум часам ночи музыканты и танцоры промокли от пота, одежда липла к гибким молодым телам. По нескольким лицам текла кровь – в исступлении женщины расцарапали себя. В гранд-финале Лаплас рассек глотку козла одним шокирующим взмахом сабли. Две девушки припали на колени перед умирающим животным с большими медными мисками, чтобы собирать хлещущую кровищу.

Публика сидела в ошарашенном молчании, пока чьи-то аплодисменты не напомнили, что мы вроде как смотрели представление. Аплодисменты переросли в овацию. Те, кто справлял службу, не кланялись. Вместо занавеса танцоры и музыканты просто собрали еду вокруг пото митана и обошли ночной клуб – делились с посетителями. Их способ сказать, что все мы участники, а не просто зрители. Мы причастились к жертве. Наши руки тоже красны от крови.

Я заказал снифтер «Реми», глядя, как Бижу ходит от стола к столу и любезничает с клиентами. Решив, что она забыла о своем обещании выпить на посошок, я уже думал просить l’addition[109], когда она подошла и села рядом.