* * *

При каждом порыве ветра автомобиль вибрировал. В свете фар дорога потрескивала, словно стаи саранчи мельтешили в луче, и Чань, в насквозь пропотевшей рубашке, вцепившись в руль побелевшими пальцами, уже не чувствовал рук.

Он начал спрашивать себя, туда ли едет. Телефон, лежавший на пассажирском сиденье, оставался вне сети, но ему не нужен был GPS, чтобы понять, что он уже близок к цели. Пистолет лежал рядом с телефоном. На всякий случай Чань снял оружие с предохранителя, и патрон уже сидел в патроннике. Инспектор пытался обдумать ситуацию. Что он будет делать, когда окажется лицом к лицу с людьми Мина? Он был полицейским. Задержат его на въезде или пропустят? Подкрепление уже было в пути, но Чань не имел возможности узнать, сколько времени им понадобится, чтобы доехать.

Он один. И решать должен только сам. Его мучила страшная мысль, что он приедет слишком поздно. Чань вошел в последний поворот. Ветер чуть-чуть ослабел. Но только чуть-чуть, на волосок. А может, он уже начал привыкать к ветру… И тут, словно назло, сильный порыв ветра ударил в правый бок машины. Чань резким броском руля выровнял ее. И сквозь струи дождя на лобовом стекле увидел темную тень поперек дороги. Массивную. Черную. Ствол дерева… Еще одно упавшее дерево ощетинилось на него обломанными сучьями.

Дьявол! Он нажал на тормоз, машина качнулась, подпрыгнула, но продолжала скользить к препятствию. Чань нажал еще раз, потом еще, резко. Но прежде чем замедлить ход, автомобиль еще какое-то время гидропланировал. И снова ремень безопасности удержал его, и он не ушел головой в ветровое стекло. Но огромный сук, гладкий и острый, как дротик, пробил лобовое стекло и вонзился Чаню прямо в шею под подбородком, раздробил щитовидный хрящ и прошел насквозь гортань и трахею. После чего автомобиль остановился. И водитель тоже сидел без движения. С огромным суком в горле.

Он еще дышал. И ощущал тяжелые, медленные удары собственного сердца. И думал, что, должно быть, спинной мозг не поврежден, иначе он умер бы сразу.

При каждом ударе пульса кровь фонтанчиком била из шеи – наверное, была разорвана артерия, – и Чань чувствовал, как горячая жидкость толчками выливается на грудь. Было слышно, как она клокочет где-то в глубине горла. Дышать становилось все труднее, воздух шел мимо огромной зияющей раны. Он подумал о Мойре. Где она сейчас? Что делает? Лицо Чаня горело, но влажный ветер и струи дождя, влетавшие в разбитое лобовое стекло, его освежали. Он почувствовал, как на глаза словно что-то нажимает, и понял, в чем дело: глаза наливались кровью. Вот черт, а он ведь действительно умирает, шутки в сторону…