– Нам можно на улицу? – вдруг спросила Сюзанна. – В сад?

– Наверное, – ответил я. На самом деле было можно, конечно, но я не хотел, чтобы она наткнулась на этих чуваков, – не потому что боялся за нее, скорее, чтобы не опозориться.

– Тогда пойдем. На улице хорошо. Кого нужно спросить?

На улице и правда было хорошо: чистая новенькая весна, теплый щедрый ветерок доносил запах цветущих яблонь и свежей травы, в синем небе белые облачка. Вдоль дорожки цвели сиреневые кусты, повсюду ликующе заливались птицы.

– Ух ты, – сказала Сюзанна, обернулась и посмотрела на серый корпус больницы, выстроенный еще при королеве Виктории, высоченный, длинный, с островерхими фронтонами и эркерами.

– Ага. Выглядит и правда внушительно.

– Наверное, я рассчитывала увидеть что-то более современное. Максимально безликое и неприметное. Такое, что можно принять за общественный клуб или жилой дом. Это же здание словно кричит: “Да пошли вы все в жопу, у нас тут в мансарде живет умалишенная, и плевать мы хотели, знает об этом кто-то или нет”.

Я не удержался и рассмеялся. Сюзанна с улыбкой взглянула на меня.

– С тобой здесь хорошо обращаются?

– Не жалуюсь.

– Нас тут никто не услышит? Здесь нет жучков?

– Да ну какие жучки, – ответил я.

– Я серьезно.

– У них на жучков денег нет. Зато есть он. – Я указал подбородком на дюжего медбрата, который мирно стоял на террасе, покачиваясь с пятки на носок, и одним глазом приглядывал за нами, а вторым – за тремя пациентами, игравшими на траве в карты.

Сюзанна кивнула, отвернулась, и мы пошли по дорожке. Под ногами похрустывал гравий, Сюзанна подставила лицо солнцу.

– Как там мои родители? – спросил я.

– Да вроде ничего. Их даже немного отпустило. Ты не подумай чего, они просто боялись, что будет хуже.

– Понимаю. Я тоже.

Сюзанна кивнула.

– Я хотела кое о чем тебе рассказать, – помолчав, добавила она, – насчет Доминика.