– Элизабет была на матрасе.

– Она была в сознании?

– Да?

– Она была привязана?

Девушка ничего не сказала. Упала еще одна слеза.

– Нам нужно понять степень ее беспомощности, Ченнинг. Была ли она способна предпринимать какие-то действия? А если нет, то по какой причине? Вы сказали нам, что стреляла не она…

Девушка глянула на одностороннее зеркало, и Бекетта, сидящего с обратной его стороны, этот взгляд прожег до самых печенок.

Это же он все устроил!

Это его работа!

– Она была примотана к матрасу проволокой, – произнесла Ченнинг. – Лицом вниз…

* * *

Через двадцать минут Бекетт толкнул дверь, и Фрэнсис Дайер вышел за ним в коридор. Люди останавливались и глазели на них. Они уже знали, что произошло. Без подробностей, но знали.

– Да что же это я, блин, наделал?! – Бекетт ворвался в пустой кабинет. Дайер последовал за ним. – Господи ты боже, Фрэнсис! Лиз в жизни мне этого не простит!

– Ты спас ей жизнь. Никаких обвинений. Никакой тюрьмы. Ты сделал то, что и положено сделать копу. Ты добрался до самой сути.

– Я сделал ее долбаной терпилой!

– Это Титус Монро сделал.

– Ты думаешь, она опять сможет стать копом? Думаешь, с нее все как с гуся вода? Люди увидят эти показания! Все копы до единого узнают, что произошло – что я разрушил ее до основания!

– Ты ничего не…

– Да херня это, Фрэнсис! У каждого своя броня; она нужна нам всем без исключения. – Бекетт нервно пригладил волосы. – Она никогда меня не простит. Только не за это. Не после того, как я ей клятвенно пообещал.

– Тогда почему бы тебе не свалить отсюда, покуда суд да дело? Возьми отгул. Прокатись куда-нибудь.