– Насчет Эдриена Уолла…

– Ш-ш! – преподобный предостерегающе поднял руку, а потом подвинул к кровати стул. – Ты не сделал ничего плохого.

– Я не спустил курок.

– Все, что я всегда говорю, – это следуй своему сердцу и не бойся действовать. Судьба Уолла всегда находилась в более могущественных руках, чем твои.

Гидеон нахмурился, поскольку запомнил все не так. Разговоры преподобного о необходимых вещах касались в основном не «следования», а «действия». Всегда только действия.

«Вот время, когда освобождают заключенных».

«Вот куда они обычно идут».

«Вот где тебе лучше всего спрятаться».

Из уст преподобного слышать такое было странно, но иногда Гидеон недопонимал серьезные концепции. Господь действительно утопил мир. Он действительно превратил жену Лота в соляной столб. Все это имело смысл, когда преподобный про это рассказывал. Очищение. Кара. Созидающее разрушение.

– Я думал, вы будете сердиться на меня.

– Конечно же нет, Гидеон. Ты ребенок и изранен судьбой. Ты должен также понять, что необходимые вещи далеко не всегда легко выполнимы. Будь так, тогда не было бы никакого различия между людьми воли и слабыми духом. Я всегда верил, что ты относишься к первым, и никакие воображаемые поражения не могут разуверить меня в этом убеждении. У тебя всегда была пылкая душа, твердо стремящаяся к цели. Твоя мать может сейчас это видеть, ты знаешь. – Преподобный коснулся руки Гидеона. – А теперь вопрос в том, готов ли ты по-прежнему помочь мне.

– Конечно. Всегда.

– Хороший мальчик. Хорошо. Может, будет немного больно… – Поднявшись, преподобный выдернул иголку капельницы из руки Гидеона.

– Ой!

– Я хочу, чтобы ты оделся и пошел со мной.

– Но врач…

– Кому ты больше веришь, врачу или мне?

Брови священника взлетели вверх, и оба сцепились взглядами – один непоколебим и тверд, другой явно напуган.

– Моя одежда в шкафу.

Священник подошел к стене, нашел одежду. Возле кровати он одарил Гидеона первой настоящей улыбкой, какую тот до сих пор видел.