– Там ничего нет. А как вы узнали, что в ту ночь в комнате умер Нанчо, а не его сосед?

Старичок пожал плечами, как будто это было абсолютно очевидно.

– Потому что он лежал в кровати Нанчо, и одежда, несмотря на копоть и гарь, тоже принадлежала Нанчо.

«Этого недостаточно, для хорошего следователя этого совершенно недостаточно», – подумал я.

– Хорошо. А вы помните, как звали соседа Нанчо?

– Помнить не помню, но если вы наберетесь терпения, я найду регистрационную карточку хостела. А пока покажу вам альбомы с фотографиями. На обратной стороне я обычно записывал имена постояльцев, которые жили – подолгу, чтобы никого не забыть. А то ведь их столько – было…

– А фотографии Нанчо у вас не сохранилось? – Я сглотнул.

Наконец-то, наконец-то я узнаю, связан ли он каким-то образом с близнецами.

– Конечно. И его соседа тоже. Студенты, которые учились в Памплоне, участвовали в наших вечеринках и, если не разъезжались по домам, отмечали с нами Рождество и другие праздники. Эти двое все время держались вместе. Сделались похожи один на другого, как братья.

– В смысле?

– Если вы посмотрите на фотографии тех лет, сразу всё поймете. Появившись у нас в хостеле, Нанчо был скверно одет, волосы вечно лохматые, но когда подружился с тем парнем, он начал выглядеть все лучше и лучше, одеваться приличнее, похудел и сделал стрижку как у журналиста, наверняка в той же парикмахерской, где они все стригутся. И хотя тот был темненький, а Нанчо рыжий, со временем они стали похожи, как близнецы, даже удивительно. Нанчо оставалось только покрасить волосы, и стал бы точной копией своего соседа. Вот, смотрите… чтобы вы не думали, что я преувеличиваю.

– Простите, вы упомянули «журналистов». Что это значит?

– А разве я вам не сказал? Тот студент, который пропал, изучал журналистику. Родители у него умерли, в семье он был единственный сын. Кажется, приехал из Мадрида, унаследовал там деньжат, а отец всегда мечтал, чтобы парень занялся журналистикой, как его дед или кто-то из родственников.

– Можно посмотреть альбомы?

– Будьте любезны, подайте-ка мне вон тот, который начинается с 1989 года, а то я неуклюжий, еще свалятся все на меня. – Он указал на старинный книжный шкаф.

Я встал и принялся перебирать альбомы год за годом. На корешке одного из них красовалась наклейка 1989–1990. Затем я уселся рядом со старичком, стараясь скрыть владевшее мной нетерпение. Старик начал перелистывать цветные страницы увесистого фолианта.

– Нашел! – воскликнул он, ткнув пальцем в одну из фотографий, которую я не видел за его пальцем.