— Невиновной.

По залу пронесся вздох.

— По альтернативному обвинению в непредумышленном убийстве, выдвинутому по указанию судьи: вы признаете подсудимую виновной или невиновной?

— Виновной.

Лицо Барбары было непроницаемым. Случилось то, на что она надеялась. Но мы пока не знали, какой срок я получу.

— Приговор будет вынесен через двадцать восемь дней. До тех пор обвиняемая остается в тюрьме.

Это было томительное ожидание. Но затем, в порядке, который сам судья признал «исключительным ввиду особых обстоятельств», я получила два года заключения. Суд принял во внимание, что к началу процесса я уже провела в тюрьме девять месяцев, что было эквивалентно восемнадцати, потому что сроки часто сокращают вдвое по условно-досрочному освобождению. Никогда бы не подумала, что такое возможно. Однако Барбара объяснила, что законы изменились. «Эмоциональное насилие теперь воспринимается так же серьезно, как и физическое. И ты явно произвела положительное впечатление на судью».

Помогло и то, что сам судья тоже был дедушкой, по словам моего адвоката. Его замечания при вынесении приговора были, безусловно, сочувственными. «Вы так и не оправились от травмирующего происшествия, в котором винили себя. Затем вышли замуж за мужчину-манипулятора, который играл в игры разума и постоянно вам изменял. Когда в пылу ссоры вы поняли, что ваш внук пропал в годовщину смерти вашего брата, а затем решили, что он погиб почти при тех же самых обстоятельствах, — у вас случился сильнейший срыв. Вам показалось, что история повторилась, — но вы еще и подумали, что потеряли ребенка дочери, и это вызвало совершенно нехарактерную реакцию. Хотя ничто не оправдывает человекоубийство, на мой взгляд, способность отдавать себе отчет в своих действиях у вас была существенно снижена. Справедливость требует дать вам второй шанс».

Если я нарушу условия своего освобождения — меня тут же отправят обратно в тюрьму. Но я не нарушу. Я туда не хочу. В этом нет необходимости.

— А мы не можем просто наколдовать немного денег для бедных?

У меня щемит сердце.

— Иногда, Джош, магия не работает.

Он разочарованно морщит лоб.

— Но почему? Музыкальная шкатулка ведь волшебная, правда?

Моему внуку целых семь лет, но он все еще верит в чудеса. Пускай это продлится подольше.

— Да, — тихо говорю я. — Так и есть.

Первое, что мы с ним сделали после того, как меня выпустили из тюрьмы, — завели музыкальную шкатулку. Я боялась, что внук меня не вспомнит — дети могут забыть, и я выглядела по-другому без волос, хотя они уже и начали отрастать, — но он кинулся прямо в мои объятья. «Буля!» — воскликнул он, зарывшись лицом мне в живот, пока я наклонялась, чтобы его обнять. Я вдохнула его запах, чувствуя, как нежная щека Джоша прижимается к огрубевшей моей; мое сердце таяло, когда он обхватил меня за шею своими маленькими ручками.