Что еще собирается сказать Корнелиус? Еще больше подорвать ко мне доверие?

— Если это имеет отношение к делу.

— Думаю, что да. — Корнелиус смотрит прямо на меня. — Когда Элли поступала в университет, небольшая группа сотрудников знала о ее прошлом. Мне дали понять, что они представители администрации, но, очевидно, меня ввели в заблуждение. Мы договорились с ними встретиться заранее, чтобы обсудить подробности ее дела. Среди них оказался и Роджер, и он проявил особенный интерес при упоминании, что у нее есть семейные деньги для оплаты образования. Я не знал, что он лектор и будет преподавателем Элли.

Меня сейчас вырвет. Выходит, муж знал о Майкле до того, как мы поженились, — хотя казался таким потрясенным рассказом моей мачехи?

— У меня были основания полагать, — добавляет Корнелиус, — что Роджер Холлс заинтересовался Элли, поскольку знал, что она обеспеченная молодая женщина. И та, кем он мог бы манипулировать.

Мне вспоминается замечание отца моего мужа на свадьбе. «Вынужденный брак может быть вполне удачным, если причины уважительные».

— Для меня было очевидно, — продолжает Корнелиус, — что Роджера Холлса очень устроила бы жена, которая была бы так благодарна ему за «нормальную жизнь», что позволяла бы обращаться с ней как ему угодно.

— И вы не предупредили об этом Элли до свадьбы? — Теперь вопрос задает мой адвокат.

— Я не знал о свадьбе, пока Элли не позвонила мне уже после. К тому времени было слишком поздно, и я решил не вмешиваться. Тем не менее я спросил, рассказывала ли она мужу о своем прошлом. Я надеялся, она поймет, что он уже знает, и либо оставит его, либо им придется откровенно поговорить. Но поскольку Элли бросила трубку, я заподозрил, что мужу она ничего не сказала.

Он заподозрил правильно. Я слишком боялась, что Роджер испугается и сбежит. В браке не должно быть секретов. Разве не об этом говорил мне Корнелиус? Но теперь все выглядит так, будто мои деньги были главным достоинством, привлекшим мужа.

Корнелиус продолжает:

— По моему мнению, Роджер Холлс был хитрым домашним тираном. Он выжидал, чтобы воспользоваться «неожиданным открытием» прошлого Элли и держать ее в ежовых рукавицах.

Я хочу возразить, но слишком ясно вспоминаю свою боль, когда муж «узнал» о Майкле от Шейлы.

— Ваш муж когда-нибудь применял к вам физическое насилие, миссис Холлс? — спрашивает мой адвокат.

— Нет. Нет, никогда, — отвечаю я со скамьи.

— А эмоциональное насилие?

— Да, наверно. Но я сама это позволяла. Я не чувствовала себя достойной иного обращения.

Затем выходит Джин, моя прежняя соседка. Она посылает мне теплый, добрый взгляд, от которого хочется плакать. Я этого не заслуживаю. Я закрываю глаза, но отчасти осознаю ее показания.