— А что же вы нашли?

— Фотографию. Ту, что отличалась от всех остальных. Сначала я не понял, что это. Она была не похожа на другие, пока до меня не дошло, что это крупный план лобка… Лобка Эмили, который, к тому же, был выбрит и на нем была татуировка.

66

66

Ассар Сканос открыл рюкзак, достал две бутылки с водой и поставил их рядом с девочкой. Это была она. Он был уверен, что это она. Про которую голоса сказали, что она не заслуживает ничего хорошего. И он мог делать с ней все, что хотел.

Но он был добрым человеком, это точно, и он хотел быть добр к ней тоже. По крайней мере во время самого акта. Конечно, она тоже получила бы удовольствие. Потом… Потом будет потом.

Кровь. Он не любил кровь. Она потекла из раны у нее над ухом и засохла. Но не так много, чтобы кто-то заметил это. Все просто отворачивались или не отрывались от своих телефонов, думая, что он обычный отец, который несет уставшую дочь.

На самом деле он не хотел ее ударить. Он ненавидел драться. Но она царапалась и кричала, действительно кричала, так громко, что у него заболели уши. Он не хотел ударить так сильно. Он никогда этого не хотел, но почти всегда именно так и получалось.

Наручные часы, подаренные ему Игорем, так сильно ударили ее в висок, что она все еще была без сознания. Во всем виноваты часы. Не он. Он любил детей и предпочитал играть с ними, когда они были в сознании.

Он достал пластмассовую миску и вылил в нее всю воду из одной бутылки. Потом открыл самое дальнее отделение рюкзака и нащупал насадку емкости с жидким мылом.

Лаванда — лучший аромат на свете. Ничто другое не пахло так хорошо, и он сразу почувствовал себя намного спокойнее от ароматной пены в миске, и тщательно и методично вымыл руки, палец за пальцем, ноготь за ногтем. Он хотел быть чистым, таким чистым, насколько это было возможно. В конце концов, она же была девственницей, и ничего чище этого не было.

Он всегда так считал. Но никому не говорил об этом. Это был его маленький секрет. С того самого раза в душевой, с тех пор он вел себя хорошо и боролся. Многие сказали, что он молодец, а он делал вид, что согласен со всеми в том, насколько неправильной и запретной была его похоть. Как будто сексуальное желание может быть неправильным. Как будто оно было намного хуже, чем желание есть мясо или отправиться на другой конец земного шара в отпуск.

Но все это уже не имело значения. Теперь голоса наконец сказали ему перестать притворяться. Они сказали то, что он знал давным-давно. Хотя на этот раз они звучали по-другому, говорили медленнее, чем обычно, и почти никогда не ссорились друг с другом. Но они были на его стороне, да, были. В отличие от всех болтливых психологов.