Ты была достаточно близко, чтобы ухаживать за Грейс. Ты убедила ее, что она в опасности. Ты рассказала ей историю убийства и безумия, где предстала спасительницей, героиней историй без героя. Единственной, кто понимает, каково быть женщиной в мире, который хочет, чтобы ты исчезла.
Ты сохранила жизнь Грейс, потому что она была беременна. Возможно, у тебя были сомнения. Или ты хотела ее ребенка или ребенка Джеда. Или ты боялась того, что может случиться, если ты убьешь еще одного человека. Может, ты знала, что потеряешь ранчо. И тогда тебе пришлось бы избавиться от всех, кто защищал и покрывал тебя: от своей матери, от отца и от брата.
Дневник, который я нашла в своем домике, мог бы быть о тебе.
Фары, которые я видела около твоего желтого дома, могли бы быть от машины, на которой ты уезжала.
Ты могла бы бросить камень. Ты могла сказать «Беги», потому что тогда ты могла бы преследовать меня.
Причина, по которой Грейс не издавала ни звука, когда я стучала в дверь.
Причина, по которой Джед так пристально следил за моим расследованием.
Причина, по которой его собака умерла через неделю после того, как он переехал сюда. Она знала, где найти Грейс.
Причина, по которой Эдди запретила мне покидать ранчо; почему она пыталась контролировать меня, следить за мной. Она защищала меня от тебя.
Причина, по которой я постоянно чувствовала, что за мной наблюдают.
Все это может указывать на тебя.
Разве это не дикая история? Разве это не весело? Связывать повествование, выстраивать дело, расследовать убийство без необходимости его раскрывать?
Я не предлагаю такую версию событий Тасии и Клементине. В конце концов, я ничего не знаю наверняка. Как я могу знать? Это всего лишь история, которую я сочинила, мысленная игра, упражнение в «истинном» преступлении.
– Строить догадки, конечно, весело. – Мой тон говорит об обратном. Произнесенные мной слова тяжело висят в воздухе. Со мной что-то не так. И было безумием даже на мгновение подумать, что мы можем быть подругами. – Но я в это не верю. Простите.
– Но ты можешь быть в опасности, – говорит Клементина, все еще не желая брать на себя никаких обязательств.
– Ну и что? – огрызается Тасия. – Она это заслужила.
– Вы меня, конечно, извините, но я впервые все это слышу. Вам следовало рассказать мне все, когда я вас расспрашивала, а не обращаться со мной, как с психичкой. – Но разве я не обращалась с ними, как с подозреваемыми? Я допрашивала Тасию, пока она не отказалась со мной разговаривать. Я смотрела на Клементину свысока, потому что она выбрала жизнь, которую я отвергла. Сколько раз я прощала Джеда? И я даже не могла простить Клементину за то, что она была хорошей женой. Я их недооценивала. Мы недооценили друг друга.