– Она предала тебя, Эгон Борг. Калипсо предала тебя. Она сдалась русским. Рюкзак с вирусом лежал в машине, когда мы приехали. – Голос Фредрика прозвучал глубоко и решительно.

Борг на мгновение застыл и, видимо, ослабил хватку вокруг горла Кафы, она отхаркнула. Он повернул голову к Фредрику с недоверчивым выражением на лице. Фредрик напряг палец на спусковом крючке. Глаза Борга вспыхнули и силой мышц он столкнул с себя тело Кафы на пол сцены, ее голова с глухим звуком ударилась о лакированную древесину. Фредрик увидел, как в глазах Кафы побелело, и она перестала сопротивляться. Пистолет больше не лежал на сцене. Борг держал его в руке. Через секунду он приставит его к ее виску. Фредрик искал место, куда прицелиться, куда выстрелить… Но не мог. Так, чтобы не попасть в Кафу.

И тут он увидел это. Сначала ему показалось, что это просто мигнуло отражение люстры и осталось недвижимым на сетчатке, подобно тому, как в шторме остается что-то единственно неподвижное среди движения. Но тут он заметил, что и оно движется. Словно светлячок, красная точка налетела на грудь Борга и замерла прямо над сердцем.

Прозвучал выстрел. Борг отрыгнул светлой, обогащенной кислородом кровью. Его легкие, должно быть, разорвало на кусочки. Он сильно и рывком дернулся, и Фредрик бросился вперед и оттащил от него Кафу. Забрался на сцену и выхватил оружие из его руки. Опустившись на одно колено у головы Борга, Фредрик уставился на аморфное лицо. Струйка крови сочилась изо рта вниз по покрытой волдырями коже. Эгон Борг посмотрел на него с перекошенной усмешкой.

– Калипсо никогда бы не предала меня, – прохрипел он. Белая рвота смешалась с кровью и наполнила его рот розовой пеной. – Ты. Твой сын. Дикая норка. Она, – он показал окровавленной рукой на Кафу. – Все вы обречены. Вирус заберет вас. Я победил.

Фредрик ощутил его гнилое дыхание на своем лице. И все же наклонился к нему и, приложив рот к его уху, что-то шепнул.

Через минуту Эгон Борг был мертв.

Дзынь.

После шторма приходят раскаты. Не такие сильные, не такие испепеляющие и разрушительные, но все же мощные. Как валуны в движении.

Якоб молча сидел там, на шаткой табуретке, и теребил в руках остатки альта. В падении он приземлился на инструмент. На нем осталась одинокая струна. Остальные свисали с колков. Подбородник оторвался и скрипел по дереву, когда Якоб касался струны. Дзынь.

Сын не мог отнять палец от струны.

На диване у стены сидела Кафа. В руке она держала влажное полотенце в пятнах крови и постоянно вытирала себе рот, сплевывая снова и снова.