— Ну, так что? В чём дело?

— Дело в том, что материалы, которые собирал Стэнли, записаны секретным кодом, и я не знаю, сколько убью ещё времени, чтобы найти ключ.

— Кодом? Вы не смогли запомнить хотя бы пару фраз из текста? И написать мне. Ну, хотя бы приблизительно.

— Запомнить? — я развернулся и сложил руки на груди. — Да я в точности могу воспроизвести первую страницу! У меня феноменальная память.

— Это прекрасно, Олег. Прекрасно. Напишите.

Он со скрипом открыл ящик стола, вытащил пухлую папку и пару листов бумаги.

— Садитесь за мой стол и пишите. Не буду вам мешать. Постарайтесь вспомнить, как можно точнее символы.

Он тяжело, как-то совсем по-старчески, встал. Запахнув потёртый атласный халат и, чуть прихрамывая, направился к креслу. Присел и, будто со скрытым осуждением, обронил:

— Звонила ваша жена. Она беспокоится. Вы не отвечаете на звонки. Я не стал ей говорить, что вы здесь.

Эти слова заставили меня испытать укоры совести — реально совсем забыл о Милане. Но надо признаться, Лиз смогла заслонить её, вытеснить из души.

— Спасибо, Касьян, — лишь буркнул я, склонившись над столом.

Напряг все извилины, чтобы вспомнить ту страницу из гроссбуха Стэнли и на удивление быстро она всплыла перед мысленным взором даже с теми же грязными пятнышками и неровностями коричневатой бумаги. И я начал быстро покрывать бумагу символами, один за другим. Рука плохо слушалась — отвык писать ручкой, всё больше работал на клавиатуре. Хотя в ином мире приходилось записывать много информации в репортерском блокноте, но там я использовал навыки Стэнли, и рука совсем не уставала. А тут я выдохся быстро. Взяв свою писанину, которая выглядела, как детские каракули, с безнадежностью посмотрел на свет. Обмахнулся, как веером. Какой смысл в этой графомании?

— Вот, Касьян, что смог вспомнить.

Я вышел из-за стола, передал исписанный непонятными закорючками, лист бумаги. И присел на край стола, сложив руки на груди.

— О, понятно, — Кастильский поднял одну бровь, губы раздвинула добродушная улыбка, разгладились глубокие морщины у глаз, словно он увидел что-то давно забытое, но знакомое и родное.

— И что это?

— Это разновидность наречия утмари.

— Утмари? Индейцев?

— Да, но только племени, которое жило на территории Мексики.

— Но насколько помню, в Мексике говорят по-испански. И все наречия имеют родство с испанским. А здесь почти ничего общего.