Его тон был таким странным, что Френсис не знала, что и думать. Она почувствовала специфический запах его униформы ополченца – дешевая кожа ремня, грубая ткань цвета хаки.

– Интересно, который час? – сказала она.

– Около половины десятого.

– Всего-то? А почему так пустынно на улицах?

– Все сидят по домам или разъехались. Похоже, еще не оправились после бомбежки. Может, уже никогда и не будет, как раньше…

Он сделал паузу. Голос Оуэна звучал напряженно, и Френсис была рада, что темнота скрывает ее лицо.

– Я только что вернулся с Джанкшен-роуд, – снова заговорил Оуэн. – Нас заставили охранять неразорвавшиеся снаряды – их там два. Могли взорваться в любой момент, так сказали армейские. Я ждал, когда они закончат и прихватят меня с собой. Я там все думал…

– А-а-а, – протянула Френсис, не зная, что сказать.

– Я просто хотел… – Оуэн запнулся. – Я хотел извиниться за вчерашний вечер.

– Тебе не за что извиняться. – Она тяжело вздохнула.

Он говорил таким странным тоном, потому что был смущен, решила Френсис. Так же как и она.

– Это я должна извиняться, и я сожалею о том, что произошло. Этого больше не повторится. Я… Я очень устала. Мне лучше уйти. Спокойной ночи, Оуэн.

– Подожди! – Он схватил ее за руку. – Я ни о чем не сожалею.

– Вот как?

– Мне только жаль, что я остановил тебя.

Повисла долгая пауза.

– Возможно… – У Френсис сдавило горло, и она едва могла говорить. – Возможно, ты все сделал правильно.

– Возможно, и правильно, но я весь день думал об этом… Весь день я думал, что мне все равно.

– Что ты имеешь в виду, Оуэн?

– Пойдем со мной, Френсис. Пожалуйста. Пойдем со мной.