– Исключение, милый, – поправила Маргарита. – Это когда один раз можно сделать то, что обычно нельзя.
– Ух, ты! – восхитился Антон. – А можно я сегодня сделаю скучение с шоколадным батончиком, новым велосипедом и еще с фильмом, который после программы «Время»?
Изо всех сил стараясь не разреветься при сынишке, она обняла его, потерлась щекой о его щеку, вдохнула запах его волос и прошептала:
– Сегодня – можно, Тоха… Сегодняшний день – исключение из всей нашей жизни.
– Все хорошо, мама? – насторожился мальчик. – Ты, наверное, устала на работе?
– Да, – согласилась Марагарита, глотая слезы. – Я устала… – Она хотела добавить – «…жить», но одумалась. –
А ты – мое единственное спасение, Тоха. Мой единственный солнечный лучик, мое избавление от усталости и от скверных мыслей. Я люблю тебя, слышишь? Люблю тебя больше всего на свете.
– Даже больше, чем берлинское печенье? – лукаво прищурился тот.
– Больше, чем целую тонну берлинского печенья.
– А тонна – это много? – Антошка задумался. – Это больше, чем вот такая гора? – Он развел руками.
– Тонна – это очень много, милый, но моя любовь к тебе – гораздо больше.
– Ух ты! – улыбнулся мальчик. – Здорово.
Маргарита чувствовала, что силы покидают ее. Ей хотелось лечь прямо здесь, на полу и провалиться в тартарары – туда, где не нужно страдать и плакать, где не болит и не рвется сердце, где нет никого и ничего вокруг, где и самой можно не быть ни кем и ни чем, и вообще можно –
Антошка потянул маму за рукав:
– Пойдем к бабушке, сделаем скучение… Может быть, она еще спит.
– Она уже не спит, милый. – Маргарита вздохнула. – Бабушка уехала… по делам.
– Уехала? – У мальчика отвисла челюсть. – Она же никогда никуда не уезжала…
– Бабушка сегодня тоже сделала исключение.
– Значит, мы не будем заходить к ней в комнату? – Антон почесал затылок. – Жаль. Мне интересно, как там все у нее устроено.