– Григорьев, ты сейчас на свободной смене?

– Да, – подтвердил он.

– У нас погасли все мониторы наблюдения за четвертым этажом. Что-то с проводкой, наверное. Или с камерами. Пойди, пожалуйста, посмотри…

Вадим вызвал служебный лифт и нажал кнопку с цифрой четыре. Железные челюсти тяжело захлопнулись, замуровав его в душной пасти полутемной кабины. Лифт заурчал, словно переваривая свою добычу, и остался недвижим. Единственная лампочка дневного света под самым потолком еще больше потускнела от перепада напряжения. Вадим машинально нажал кнопку вызова службы безопасности. Рация в служебном лифте не принимала эфир, поэтому единственной связью с операторской была эта крохотная кнопочка «SOS». Динамик молчал. Вадим еще раз сделал вызов и, убедившись, что его не слышат, принялся беспорядочно нажимать на все кнопки подряд. Кабина висела в мертвой тишине где-то между первым и вторым этажами западного крыла здания.

– Эй! – осторожно позвал Вадим. – Слышит меня кто-нибудь?

Внезапно зеркало на противоположной стене вздрогнуло брызгами мигающей лампочки и явственно отразило рядом с Вадимом того самого молодого человека в зеленой форме с синими петлицами, который уже однажды напугал его своим странным, мистическим появлением.

Теперь Вадим видел этого человека так отчетливо, что смог бы составить его словесный портрет. Серые глаза, густые брови, тонкий нос, волевой подбородок и темные волнистые волосы. Этот молодой парень в форме работника НКВД был очень на кого-то похож. А так как в зеркальной мути рядом с бледным лицом незнакомца дрожало в мерцающем свете и его собственное испуганное лицо, Вадим мгновенно понял – на кого…

Вадим тяжело дышал, таращась на закрывшуюся дверь, готовясь к тому, что она откроется вновь и оба таинственных призрака выскочат из лифта. Он не знал что и думать. Этому своему новому болезненному видению он не мог дать ни одного сколько-нибудь вразумительного объяснения. Плод его воображения был настолько ярким и почти осязаемым, что он готов был скорее поверить в призраков, чем в собственную болезнь.

Все еще не в силах оправиться от потрясения, с трудом успокаивая стук выпрыгивающего из груди сердца, Вадим попятился в глубь коридора. Он озирался по сторонам, панически боясь увидеть где-нибудь на стене новое зеркало.

Пробираясь по коридору спиной вперед причудливыми зигзагами, он постепенно стал приходить в себя и даже попытался собраться с мыслями, силясь понять, что такого ужасного с ним произошло. Однако еще более страшный удар его ждал впереди.

Если бы кто-то увидел, как Вадим в страхе пятится по коридору, то непременно вскрикнул бы от ужаса: он шел прямо на высохшую, как мумия, безобразную старуху с вытаращенными глазами и полуоткрытым кривым ртом, застывшую в светлом квадрате распахнутой двери.

Вадим остановился в шаге от нее, перевел дыхание и повернулся. Его взгляд ударился о стекло ее прозрачных, бесстрастных ледяных глаз, и он, вскрикнув, выронил рацию. Старуха не проронила ни слова, не шелохнулась. Ни одна жилка не дрогнула на ее обтянутом кожей лице.

– И-извините, – пролепетал Вадим, таращась на жуткое изваяние.

Не сводя глаз с ее недвижного и холодного лица, он подобрал рацию и отступил на шаг. Старуха медленно повернулась к нему спиной и исчезла в глубине апартаментов. За ней бесшумно закрылась дверь, щелкнул электронный замок, моргнув послушной лампочкой, а в полумраке коридора с фатальной обреченностью блеснула на двери позолоченная триада: 215.

– Григорьев! – радостно зашуршала рация. – Ты на четвертом? Спускайся. У нас все мониторы опять заработали.