– Надеюсь, он сгниет в тюрьме, – говорю я почти шепотом.
Никки смотрит на меня остекленевшими глазами. Слюни и сопли растекаются у нее под носом, и она вытирает лицо рукавом тонкого, как папиросная бумага, больничного халата.
– Я знаю, ты люби… – Она обрывает себя на полуслове. – Прости меня, Джилл. Я так виновата. – Она раскачивается взад-вперед на стуле возле моей кровати.
Я сжимаю ее руку так сильно, что чувствую боль в костяшках пальцев. Я повторяю слова, которые однажды сказала мне она.
– Тебе не за что просить прощения.
26
26
Я решаюсь на прощание вернуться за стол Игроков. Слух уже распространился. Подробности истории напечатаны на первой полосе «Голд Кост газетт». Фургоны местных новостных каналов оккупируют школьный двор. В каком-то смысле это даже хорошо. Нам не нужно объясняться.
Никто не расспрашивает о синяке цвета сливы под моим глазом или о повязке на лбу. Никто не лезет с вопросами о пластиковых больничных браслетах, которые мы с Никки отказываемся снимать. Они напоминают нам, что все это было наяву.
Рейчел при первой же возможности отправилась в Данбери. Она написала мне, что Грэм скоро выйдет на свободу. Он будет жить с ней в Ист-Виллидж, привыкать к реальной жизни, прежде чем поступить на университетские летние курсы. Я пока не готова к встрече с ним. И даже не знаю, захочу ли когда-нибудь повидаться. Адама перевели в окружную тюрьму, где он ожидает суда. Миллеры были готовы выложить миллион в качестве залога, но судья отказал. Слишком больно думать о нем сейчас.
Сегодня мы вместе с Никки идем через весь кафетерий на наш прощальный обед в школе «Голд Кост». Море учащихся расступается перед нами, но на этот раз воздух вокруг нас неподвижен. Неистовая энергия ушла, сменившись тлеющим чувством настороженности и недоверия.
Я хватаю индейку, банан и кусок сырого теста для Шайлы. Мы молча расплачиваемся за еду и направляемся к столику в центре зала, провожаемые взглядами. Я проскальзываю на свое место, устраиваясь между Квентином и Никки. Смотрю по сторонам – на Генри, встречая его нежные глаза; на Марлу, сочувственно наклоняющую голову; и даже на Роберта, хотя тот в полной отключке.
– Ну, как-то неловко, – начинаю я.
Квентин фыркает. Он обнимает меня за плечи и прижимает к себе.
Глаза у Никки темные и грустные, но уголки рта слегка приподнимаются, оживая в улыбке.
– Последний суд Игроков? – Она не ждет, пока кто-нибудь заговорит. – Я призываю это собрание к порядку. – Она постукивает вилкой по подносу, и несколько