Пейков как — то странно глянул на Лаврищева, словно не был согласен с его мыслями и продолжил, как бы оправдываясь за действия Ельцина: — Нашему подразделению Х удалось обнаружить в кабинете Бориса Николаевича, прямо за его спиной экран, который излучал высокочастотные волны, сильно влияющие на здоровье, соображение и поведение человека. Он был скрытно установлен противниками Ельцина. Такие тоже были.

Вы и сами наверняка не раз дивились поведению Бориса Николаевича, — прервал лёгкое оцепенение Лаврищева Пейков.

Сам в недавнем прошлом военный, Лаврищев удивлённо смотрел на Пейкова, не веря в то, что такое вообще возможно. Даже, если в его россказнях есть хоть доля правды, то тот не мог так в открытую выдавать военные секреты. Ведь он наверняка давал подписку о не разглашении.

— Сейчас времена гласности, — вслух не согласился с мыслями Станислава Кузьмича Пейков. — Да и можно ли считать военной тайной то, о чём пишет даже жёлтая пресса.

Испытывая лёгкое сотрясение ума и души, Лаврищев закурил.

— Слушая вас, можно прийти к выводу, что крах Советского Союза был сознательно предопределён группой людей, использовавших человеческие сверх возможности? — с сарказмом усмехнулся Станислав Кузьмич.

В его глазах мелькнуло недоверие. Вполне возможно, что ему на уши старательно вешают лапшу?

— И не только, — в тон ему ответил Пейков. — Наше руководство считало, что и кровопролитие возле Белого дома в мае тысяча девятьсот девяносто третьего года, которое возникло из — за противостояния Верховного Совета и Ельцина, было делом рук упразднённой лаборатории «А — 4 Гипноз» с Лубянки. Офицеры этой лаборатории решили после своего ухода, громко хлопнуть дверью, применив свои способности в организации этих беспорядков, с помощью секретной аппаратуры, которая впоследствии бесследно исчезла.

Наверняка вы помните, что тогда вышли на улицы и лезли под пули люди, далёкие от политики. Были и человеческие жертвы.

Да и то, что Ельцин по — пьяни или по дурости прыгал с моста, возможно, было внедрённым в его подсознание приказом и демонстрацией чьей — то силы.

Станислав Кузьмич почувствовал, как привычный мир вокруг него превращается в неосязаемый туман. И он находится внутри его. Но к счастью слышит свой голос, задающий вопрос.

— А лично вам приходилось входить в подсознание президента? Или это уже военная тайна? — поинтересовался Лаврищев.

Он уже был заинтригован. Его глаза заблестели. Он уже не торопился закончить свой сегодняшний не обычный рабочий день.

— Нет, на это было наложено табу, — несколько разочаровал его Пейков.