Артём Андреевич так пристально посмотрел в глаза Лаврищеву, что у того по спине до затылка побежали мурашки.
— Если такое творилось на самом верху, то, что же я так скромно преуспел в то время? — вдруг подумал Лаврищев. — Да и то чуть не обосрался со страху!
— Наше поведение напрямую зависит от принятой нами информации, — сказал Пейков. — Ведь недаром ничто не стоит так дорого, как она. У вас были возможности, но не было нужной информации, отсюда все сожаления.
— Разве я что — то сказал? — удивился Лаврищев.
— Значит, мне послышалось, — спокойно ответил Пейков.
Станислав Кузьмич воровато взглянул на Пейкова и испугался: а вдруг тот действительно видит его насквозь без рентгена? Чем чёрт не шутит?
Нет, такого просто не может быть! Возможно он хороший гипнотизёр. Не более того. А если он для меня опасен? И зачем ему я с его могуществом?
И в то же время он может стать для меня не плохой защитой!
— Хороший спортивный психолог, присутствующий на соревновании, способен взглядом вывести любого игрока противника из строя, — ответил его мыслям Пейков и скромно улыбнулся.
Станислав Кузьмич встал и приоткрыл окно. Ему вдруг стало душно и у него сильно разболелась голова, возможно от переизбытка свалившейся на него информации. Ему трудно было её переварить, ведь его мозг никогда не был обременён ни абстрактным, ни логическим мышлением.
Морозный воздух устремился в душный кабинет, неся с собой некоторое отрезвление. Но вместе с ним пришло и тошнота, совсем как тогда, когда Лаврищев очнулся от наркоза после удаления аппендицита.
— Если мы чего — то недопонимаем, то совсем не обязательно, что этого не может быть, — вдруг подумал Лаврищев и с ужасом понял, что это была не его мысль, а внедрённая в его мозг извне.
Возможно, она была послана ему Пейковым, чтобы он перестал сомневаться в услышанном. Ему стало по — настоящему страшно.
— А может я стал слишком впечатлительным, как пансионная девица? Или надо срочно гнать этого колдуна в шею, пока не поздно? Но какие перспективы тогда можно упустить! А, может, врёт он всё? Или того хуже — себе на уме? — мысленно мучился Лаврищев.
А Пейков вдруг выставил на середину кабинета два стула, раздвинул их на некоторое расстояние и лёг на них так, что его голова и ступни были на стульях, а сам он, лёжа, повис в воздухе. Зрелище было потрясающее своим профессионализмом, а так же неожиданностью.
На миг Лаврищеву показалось, что он смотрит учебный фильм, из серии тех, что он когда — то видел в учебке. Перед ним на большом экране предстал физкультурный зал и группа молодых людей спортивного телосложения. Они внимательно смотрят, как их седовласый, сильно напоминающий Пейкова, тренер прививает им навыки виртуозного владения телом.