Я раздваиваюсь. Разрезаю себя пополам. Какой-то кинжал рассекает мое тело надвое, так же как душу. Я искренен в той же мере, в какой противоречив.

Шмитт сказал, что не будет беспокоить меня, и сдержал обещание. Он постоянно разъезжает по свету, а вернувшись в свой сельский замок, уединяется в донжоне, чтобы закончить очередной роман. И чем больше я с ним вижусь, тем меньше понимаю. Он как горизонт – отступает по мере того, как к нему приближаешься.

Вчера я поделился с ним этим соображением, уточнив, что это не комплимент и не критика, а всего лишь диагноз, и он ответил мне просто, без всякой обиды:

– А как вы можете узнать человека, который сам себя не знает и не стремится узнать?!

– Однако Сократ советовал: «Познай самого себя».

– Сократ считал себя философом, а не романистом или драматургом. Мне мало меня самого, я почитаю других людей, и они интересуют меня куда больше, чем собственная персона. А моя ценность лишь в моих умолчаниях, в моих взглядах, в моей скрытности. Стена с тысячами распахнутых дверей – это уже не стена.

Когда Шмитт не посвящал свое время падчерице Майе – хорошенькой двадцатилетней девушке, которая пересдавала экзамены в Школе политических наук, – он обучал меня литературному мастерству.

– Я взял себе за образец Платона, месье Шмитт.

– Почему?

– Ему лучше всех других удавались философские диалоги.

– А Дидро? А Беркли?

– Нет, я должен писать в духе Платона.

– Да ты сперва определись с самим собой! Человек становится таким писателем, каким ему суждено быть, а не тем, каким он решил стать. Смотри не ошибись. И главное – не спеши. Если в тебе живет писатель, он терпеливо дождется нужного момента и возникнет на кончике твоего пера – свежий, нетронутый – после тысяч фраз, которые приведут тебя к цели, может и окольными, долгими путями, но приведут обязательно.

Наряду со страницами, которые я писал и переписывал, я пользовался «компьютером для гостей», сделав его инструментом своей двойной жизни. В первый же вечер я создал себе электронный адрес и уже на следующее утро, не устояв от соблазна, послал письмо Момо. Он ответил буквально через секунду. И как обычно, стал делиться со мной мыслями, проектами, действиями, которыми заполнял пустоту в мое отсутствие, подкрепляя версию моей тайной жизни. Он был уверен, что я уже в Сирии и разрабатываю планы новых терактов. Из душевной слабости и лени, а также из любопытства я позволил ему фантазировать на эту тему. Хуже того – послал косвенное подтверждение в виде двух снимков, скачанных из Интернета; на одном была видна голая комната, похожая на монашескую келью, на другом – пустыня. Сам не знаю, что меня побуждало уделять внимание его бредням. Вот так, например, я обнаружил, что он упивается садистскими фильмами, восхваляющими пытки и убийства, совершаемые во имя Аллаха; что он с рассвета до полуночи сидит в Интернете, на форумах экстремистов, обмениваясь своими новыми убеждениями с единомышленниками. Образно говоря, мальчишка просверлил дыру в стене своей комнатки, дабы общаться с такими же одиночками, как он сам, по всему миру; отныне они образовали международное сообщество. Что до меня, то я теперь играл особую роль в этой новой виртуальной географии, роль старшего брата, наставника, которого он хотел поразить своими успехами.