И тут Оля остановилась.

— Вась, смотри, — шепнула она, указывая пальцем на небо.

Он запрокинул голову. Высоко над городом под чёрной марлей туч парила исполинская птица, купаясь в багровом свечении луны.

— Не бойся, — ответил Васёк спутнице тоже шёпотом. — Он нас не тронет. Он слишком высоко, чтобы что-то увидеть.

Гриф взмахнул крыльями, меняя направление полёта, и резко ускорился. Пять-шесть секунд — и он уже исчез в смазанных задворках ночного небосвода. Дети проводили его взглядами, в которых смешались страх и благоговение.

— Какая она большая, — сказала Оля. Она взялась левой рукой за косичку и принялась мять её между пальцами.

— Да, — кивнул Васёк. — Ну вот, мы почти пришли.

— Папа рассказывал мне, что когда он был маленьким, грифов ещё не было. Зато были звери — волки и медведи. Они вечно воевали между собой, устраивали взрывы и стрельбу, поэтому скоро и тех, и других стало очень мало. Тогда откуда-то взялись грифы, и они добили тех, кто остался. Это случилось очень быстро, потому что у грифов были крылья — они могли летать, а волки и медведи не могли…

Васёк открыл дверь склада. Внутри было пусто. Пахло сыростью и ещё чем-то сладковатым — наверное, плесенью. Темнота была полной, хоть глаз выколи. Мальчик присел и пошарил рукой слева от двери. Пришлось подождать, прежде чем пальцы наткнулись на спрятанный фонарик. Белый луч вспыхнул молнией в гнилом царстве.

— Почему грифы убивают людей? — спросила Оля. — Ведь мы им ничего не делаем…

— Не знаю, — рассеянно ответил Васёк. — Ну не стой ты там, зайди и закрой дверь. А то ещё кто-нибудь увидит свет от фонаря.

Он пошёл вперёд, направив луч под ноги. Вот она — дверь погреба с металлическим кольцом на ремне вместо ручки. Васёк положил фонарь на пол, нагнулся и схватился за кольцо.

— Может быть, потом грифы тоже уйдут? — рассуждала Оля, пока Васёк пыхтел, открывая дверь. — Папа надеется, что они тоже в конце концов сгинут, потому что, когда они пришли, всё стало гораздо хуже. Волков и медведей, он говорит, хотя бы можно было понять, а эти грифы…

— Тш-ш-ш, — перебил её Васёк. — Давай, залезай. Я спущусь за тобой, а пока буду тебе светить.

Он с удовлетворением отметил, как проворно она спускается по короткой вертикальной лестнице, уходящей вниз: должно быть, действие голубого вина пошло на спад. Когда девочка оказалась в погребе, он скинул ей фонарь и полез сам, не забыв опустить дверь над головой. Та глухо стукнулась о пол, и Васёк вытер пот со лба. Теперь-то их никто не найдёт, пока они сами отсюда не вылезут.

— Присаживайся, — он указал на низкое пыльное кресло. — Сейчас включу фильм.