– Осторожно! – предупредил меня доктор Лезандер.

Конечно, мне даже в голову не пришло, что в агонии животное может укусить все, что движется в поле его зрения, даже руку мальчика, который всегда его любил. Окровавленный язык Бунтаря вывалился из пасти и слабо лизнул мои протянутые пальцы. Не в силах что-либо сказать или сделать, я так и стоял, глядя в тупом отчаянии на алую полосу крови на своей руке.

– Его муки не поддаются описанию, – сказал доктор Лезандер. – Ты ведь и сам это видишь, верно?

– Да, сэр, – ответил я будто в кошмарном сне.

– У него сломано несколько ребер, их осколки проткнули ему легкое. Удивляюсь, как у него до сих пор не отказало сердце. Этого можно ожидать в любую минуту.

Доктор Лезандер снова накрыл Бунтаря одеялом. Я стоял и молча смотрел на дрожащий холмик.

– Ему, наверно, холодно? – наконец проговорил я. – Он замерз.

– Нет, не думаю.

«Нит» – вот как док Лезандер сказал это. Снова взяв меня за плечо, он проводил меня до двери.

– Пойдем, нам есть о чем поговорить с твоим отцом.

Отец ждал нас в коридоре.

– Как дела, приятель? – спросил он.

Я ответил, что все в порядке, хотя испытывал сильную тошноту. Запах крови все еще стоял в моих ноздрях, густой и горячий как грех.

– Бунтарь – очень сильный пес, – сказал нам док Лезандер. – Большинство собак на его месте давно бы умерли.

Взяв со стола папку, он достал оттуда листок бумаги. Это был незаполненный бланк, поверх которого значилось: «Дело № 3432».

– Я не знаю, сколько еще проживет Бунтарь, но уже сейчас участь его решена.

– То есть надежды нет? – спросил отец.

– Никакой, – ответил док Лезандер и быстро перевел взгляд на меня. – Мне очень жаль, Кори.

– Бунтарь –моя собака, – сказал я им, и слезы вновь заструились по моим щекам. Нос заложило, и я не мог продохнуть, словно бетон заполнил ноздри. – Он еще может поправиться.