– Помогите! – заорал я. – Папа! Доктор Лезандер! Помогите, скорее!
Спина Бунтаря внезапно сильно изогнулась. Мне пришло в голову, что его истерзанный позвоночник не выдержит подобной нагрузки и сломается. Послышался странный шелест, похожий на шуршание семян в сосуде из высушенной и выдолбленной тыквы. После этого тело Бунтаря забилось в конвульсиях, он упал на бок и больше не двигался.
В комнату вбежал доктор Лезандер, следом за ним – отец.
– Отойди от него, – приказал доктор и положил руку на грудь собаки.
Потом он достал стетоскоп и послушал сердце Бунтаря. Приподнял веко здорового глаза собаки: тот закатился наверх, так что оставался виден только белок.
– Держись, приятель, – шепнул отец и взял меня за плечи обеими руками. – Нужно держаться.
– Ну что ж, – проговорил наконец доктор Лезандер, – думаю, что подписывать ничего уже не придется.
– Нет! – выкрикнул я. – Нет! Папа, нет!
– Пойдем домой, Кори.
– Но, папа, я же
– Кори. – Голос доктора Лезандера был тих, но тверд.
Я взглянул на него сквозь пелену горячих слез.
– Бунтарь…
Кто-то чихнул.
Мы все вздрогнули – звук оказался настолько неожиданным и громким, словно в гулком, выложенном кафелем помещении прозвучал взрыв. Потом кто-то тяжело и хрипло вздохнул.
Бунтарь привстал, из его ноздрей сочилась кровь и пена. Здоровый глаз метался по сторонам, он тряс своей ужасной головой, будто хотел стряхнуть с себя долгий тяжкий сон.
– Мне казалось, он… – начал было отец.
– Но он