Проводив меня обратно в гостиную, миссис Лезандер показала мне набор из двенадцати сделанных из керамики и раскрашенных вручную птичек, аккуратно расставленных на пианино.

– Я привезла их с собой из Голландии, – сказала она. – Сколько я себя помню, они всегда были со мной, эти маленькие птички.

– Они очень красивые.

– Они не просто красивые. Глядя на них, я предаюсь приятным воспоминаниям: я вижу Амстердам, каналы и тюльпаны – тысячи тюльпанов, распускающихся весной.

Миссис Лезандер взяла в руку керамическую малиновку и указательным пальцем погладила ее алую грудку.

– Когда мы бежали, мне пришлось в спешке укладывать чемоданы, и мои птички разбились. Но я склеила их снова, собрала буквально по кусочку. Видишь, Кори, трещины почти незаметны.

Миссис Лезандер показала мне вблизи, как она склеила их.

– Я тоскую по Голландии, – проговорила она. – Очень тоскую.

– Вы собираетесь туда вернуться?

– Кто знает, может быть, когда-нибудь это случится. Мы с Францем много говорим об этом. Даже купили проспекты туристических фирм. Но то, что мы пережили… нацисты и все эти ужасы…

Она нахмурилась и осторожно вернула малиновку на ее прежнее место между иволгой и колибри.

– Не все, что однажды разбилось на части, удается так просто склеить снова.

Послышался собачий лай. Это был голос Бунтаря, хриплый, но уже окрепший. Лай доносился до нас из подвала через вентиляционное отверстие.

Сразу после этого я услышал, как доктор Лезандер зовет нас:

– Том! Кори! Пожалуйста, идите сюда!

Когда мы спустились, доктор Лезандер в очередной раз измерял температуру Бунтарю. Мой пес по-прежнему выглядел сонным и вялым, но умирать, похоже, не собирался. Доктор Лезандер принялся осторожно накладывать белую мазь на искалеченную морду Бунтаря. По двум капельницам в тело Бунтаря все еще текла прозрачная жидкость.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели показания температуры этого животного, – сказал он нам. – За последний час я измерил ее четыре раза.

Док Лезандер взял со стола свой журнал и прочитал нам цифры, взятые с термометра.

– Это неслыханно! Совершенно неслыханно!

– О чем вы? – спросил отец.