Последние слова, сложив руки на груди и мерно покачиваясь в кресле, он произнес больше для самого себя.

– И не важно, о ком идет речь – человеке или животном.

Мне не нравилась тема этого разговора: страшно было думать о том, что Бунтарь совсем отощал, что его шерсть выпадает, что он ничего не ест и не пьет, но тем не менее никак не умирает. Мне был ненавистен пустой, бессмысленный звук ударов его сердца, так напоминающий стук часов в доме, где никто не живет. Чтобы отделаться от этих мыслей, я сказал:

– Отец рассказывал мне, что вы убили фашиста.

– Что-что? – испуганно переспросил док Лезандер.

– Отец сказал, что вы убили немецкого фашиста в Голландии. Вы были так близко от него, что видели его лицо.

Док Лезандер с минуту молчал. Мне стало неловко: я вспомнил, что отец просил никогда не расспрашивать доктора об этом, потому что люди, побывавшие на войне, как правило, не любят вспоминать, как кого-то убивали. Что касается моих знаний о войне, то они в основном сводились к похождениям Храбрых парней[21], сержантов Рока и Сондерса. Все мои представления о героях войны укладывались в некое телевизионное шоу, приправленное картинками из комиксов.

– Да, – наконец ответил доктор Лезандер. – Я находился всего в паре шагов от него.

– Господи! – выдохнул я. – Вот уж, наверно, страху вы натерпелись! То есть… я хотел сказать… на вашем месте я бы наверняка испугался.

– Да, я и сам тогда струсил не на шутку. Этот немец, вооруженный винтовкой, ворвался ко мне в дом. У меня был пистолет. Немец был очень молод – юноша, почти мальчик. Такой светловолосый голубоглазый юнец из тех, что обожают парады. И я застрелил его. Он рухнул как подкошенный.

Доктор Лезандер продолжал мерно покачиваться в кресле.

– Никогда раньше я не стрелял из пистолета. Но на улицах было полно фашистов, они врывались в наши дома. Что еще мне оставалось делать?

– Значит, вы герой? – спросил я.

Доктор Лезандер невесело улыбнулся:

– Нет, никакой я не герой. Просто сумел выжить.

Я смотрел, как его руки стискивают и вновь отпускают подлокотники кресла. Его короткие и тупые пальцы походили на какие-то мощные орудия.

– Все мы до смерти боялись фашистов. Блицкриг, коричневые рубашки, «Ваффен СС», люфтваффе – эти слова вызывали ужас. Через несколько лет после войны я встретил одного немца. Во время войны он был нацистом, настоящим чудовищем.

Подняв голову к небу, доктор Лезандер посмотрел на стаю птиц, летевших на юг.

– Однако это был обычный человек, не более того. С плохими зубами, перхотью и запахом пота. Вовсе не супермен – рядовой человек. Я рассказал ему, что был в Голландии в тысяча девятьсот сороковом году, когда немцы захватили нашу страну. Он ответил мне, что никогда не бывал в Голландии, а после… попросил у меня прощения.