Представлением в глубине тускло освещенного сарая заправлял угрюмый мужчина, чей нос напоминал маринованный огурец. Перед началом действа он держал речь перед полудюжиной любителей уродов о грехах плоти и всевидящем оке Господнем. После вступительных слов конферансье отдернул занавес и направил прожектор на вместительную бутыль, внутри которой находилось сморщенное розовое тельце нагого младенца с двумя руками, двумя ногами и единственным циклопическим глазом посреди выпуклого лба. Затем, чтобы дать нам разглядеть получше, мужчина поднял наполненную формальдегидом бутыль, в которой младенец-циклоп плавал в своем вечном сне; я вздрогнул, а Джонни заерзал на своем стуле.

– Вот перед вами наглядный пример плотского греха и всевидящего ока Божьего, отмечающего и наказывающего греховодников, – объявил конферансье.

Мне показалось, что, если бы добавить немного пафоса, он вполне мог бы составить конкуренцию преподобному Блессету.

Когда мужчина со своей бутылью остановился прямо передо мной, я потрясенно заметил, что единственный глаз младенца такой же золотой, как и у моей Ракеты. Личико младенца было сморщенным, словно у маленького старичка, а беззубый ротик слегка приоткрыт, словно в немой просьбе к небесам ниспослать белую молнию, дабы освободить его от муки.

– Сынок, обрати внимание на то, как перст Божий изничтожил все приметы греховного орудия, – сказал мне конферансье.

Его заплывшие глаза с мешками под ними блестели от проповеднического экстаза. Приглядевшись, я понял, что именно он имел в виду: дитя было неопределенного пола, ни мальчик, ни девочка, на причинном месте у него не имелось ничего, кроме складки сморщенной розовой кожи. Мужчина повернул ко мне бутыль обратной стороной, чтобы я смог разглядеть младенца со спины. Тот плавно переместился в своем формальдегиде, и я услышал, как его плечо, столкнувшись со стеклом, издало мягкий глухой звук. Я увидел на спине младенца выступающие лопатки. На них имелись утолщения вроде хрящевых выступов. «Как будто отростки будущих крыльев», – подумал я, уже догадываясь, что на самом деле за этим крылось.

Нет, я знал это точно.

Младенец-циклоп был ангелом, по какой-то причине упавшим на землю.

– Горе грешнику! – объявил конферансье, поворачиваясь к Джонни и Дэви Рэю. – Горе грешнику, которого узрит око Божье!

– А, лажа! – объявил Дэви, когда мы наконец выбрались на свежий воздух. – Я думал, мы увидим живого урода. Думал, он сможет говорить с нами!

– В самом деле? – холодно осведомился я, и Дэви посмотрел на меня так, будто я не понимал самой сути жизни.