Я подумала о том, что во всем, что со мной происходит, виновата прежде всего я сама.

Стоило сохранять достоинство все эти последние месяцы, чтобы почти сразу же по приезде сюда связаться с малознакомым человеком, про которого я знала, что он пережил тяжелую душевную травму…

Так что, как говорил в знаменитом фильме Глеб Жеглов, «наказания без вины не бывает»…

Ну и черт с ним, с этим несчастным уродом, решила я. В конце концов, я свободная женщина и могу распоряжаться собой сама. Плюнуть и забыть.

Отдав себе такое приказание, я пошла помедленнее и стала обращать внимание на происходящее вокруг.

А происходили самые обыкновенные вещи. Люди шли с работы, кто-то тащил вырывающихся детей. Дети вопили, и сопли текли у них по замурзанным физиономиям.

Кроме очевидно спешащих домой, остальные люди на улице разделились на два лагеря — по половому признаку. Женщины стояли в длинной очереди к киоскеру, торгующему сгущенным молоком. Такое молоко есть в каждом киоске навалом, и для того, чтобы купить его, не нужно нигде стоять. Тебе еще спасибо скажут благодарные продавцы.

Но в этом киоске одна банка стоила на три копейки дешевле. Уж не помню точно, но она была дешевле совсем на какую-то малость. Столь незначительную, что было очевидно — даже если купить всю партию этого молока, на бюджете семьи разница в цене не отразится.

Однако женщины стояли длинной очередью, очень оживленной. Из задних рядов все время выкрикивали что-то возбужденное. Жизнь кипела.

Зачем же они стоят? Что заставляет их унижаться, стоя в очереди из-за копеек?

Нет, не бедность, конечно. Все прилично одеты, у всех сытые лица. Нищих в этой толпе не видно.

Просто привычка. Социальная привычка. Стоят от скуки. Стоят потому, что стояние в очереди — образ жизни. Уродливый, страшный, но, кажется, уже окончательно сформировавшийся.

В наше время всеобщего дорогого изобилия нужно старательно и долго искать место, где есть очередь. Но русская женщина будет искать это место. И найдя, тут же встанет в унылую очередь. И будет стоять в ней час или два с озлобленным понурым лицом. А потом придет домой, озверевшая от усталости, издерганная, и-будет кричать на мужа и давать подзатыльники детям. Которые и так уже на всю оставшуюся жизнь отупели от этих подзатыльников и бранных криков родителей на загаженной кухне…

И можно построить сколько угодно красивых магазинов и кафе. И украсить все вокруг рекламными щитами. И вообще все отделать мрамором… И все равно посреди этого великолепия будут толкаться, плевать на пол и наступать на ноги, не имея понятия об извинениях. И женщины будут визгливыми голосами кричать: «Вы тут не стояли!», а мужчины, замордованные своим ничтожеством, будут по-прежнему с остекленевшими глазами мычать свое вечное: «Ну, я тебе, бля, в рыло дам…» Не верите? Я преувеличиваю? Это не так?