— Есть, — сказал Витя, поглядывая на меня. — Тебе какой? Есть с лесной картинкой, а есть с розами.
Павлик задумался:
— С розами. Это больше подходит.
Витя дал ему пакет и чуть заметно подмигнул мне:
— Погуляете…
Мы вышли из магазина, и сквозь витрину я увидела, как пацаны вновь приблизились к прилавку. На этот раз они уже насчитали свои деньги и теперь протягивали их Вите.
Тот, следивший за нами через стекло, поймал мой взгляд и, заговорщицки улыбнувшись, подал пацанам бутылку.
— Пойдем к реке, — сказал Павел и повел меня по дорожке, ведущей вдоль обрыва. Мне уже было сильно холодно, ветер забирался под юбку, и я невольно съеживалась от этого, но все же шла.
— Мы шли на реку? — спросила я Павлика, так и не понимая, куда же мы направляемся.
— В том числе, — промолвил он, подводя меня к краю обрыва. Внизу в темноте сверкала и переливалась река. Она у нас широкая и полноводная, на ней еще не успели построить электростанции. У коммунистов просто руки не дошли поставить тут очередной «маяк коммунизма»…
Прямо под нами, под обрывом, на котором мы стояли, река была темной, и вода в ней казалась фиолетовой и иногда зеленой, как на некоторых картинах Куинджи. Зря его бранят за то, что такой воды в природе не бывает. Бывает, и он это знал.
Стояла тишина кругом. Вокруг нас, на дорожке никого не было, и даже ветер вдруг перестал шевелить листьями на деревьях. Внизу, под нами, было море кустарника, и дальше — тихая широкая река.
Вдали, ниже по течению, было много огней. Это было, как будто там расположен целый небольшой город.
— Что это? — спросила я у Павлика. Как изменился Белогорск за все время моего отсутствия. Я и не догадывалась об этом…
— Эти огни? — переспросил он.
— Ну да. Я помню, что раньше там ничего не было. Мы ходили туда собирать ягоды в нашем с тобой детстве.
— Там причал. И склады, — ответил Павлик. — Почти что маленький порт. Сверху сплавляют лес по реке, а здесь его уже встречают, обрабатывают… Есть паромная переправа.
Яркие огни светили в темноте, как светлячки. Это было целое море огоньков. Работа там, видимо, не прекращалась и ночью, так что над рекой, над нашим простором далеко разносились шумы, скрип лебедок, гудки корабликов у причала.
Это было, как если бы картину Куинджи «Ночь на Днепре» озвучить свистками, грохотом металла и подсветить портовыми прожекторами…
— Пойдем дальше, — сказал Павлик и приобнял меня свободной рукой за талию, — Нас ждут и уже, наверное, заждались.