Вдруг проводник остановился, молча махнул рукой, подзывая всех. За большой валежиной, метрах в двадцати от реки белел свежий пенек небольшой елки.

— Недавно рубили, надо, однако, смотреть тут, — сказал проводник.

Осматривать место решили кругами от пенька, и вновь зашевелилась в людях тревога.

Опять зовет проводник, теперь он уже кричит, держа в руке молодую елочку с подрезанным стволом.

— Метил кто-то место. Ой, смотреть надо, не наши метили, зачем им? Плохой, однако, человек — вор, однако, метил, — сибиряк волновался, указывая на едва заметный срез дерна.

Седых ухватился за сочную траву, кусок дерна поднялся, рядом лежали такие же аккуратно вырезанные пласты, прикрывавшие свежезасыпанную яму. Лопат не было, но яма была неглубокой, не более полуметра. На дне ее лежал тщательно свернутый брезент.

В одну минуту достали тяжелый брезент, развернули, и Седых почувствовал, что сердце его бьется где-то у горла, а виски сдавило тисками.

В брезенте аккуратно сложена знакомая одежда. Вот выцветшая куртка Нефедова, он носил ее второй сезон, смеясь, что счастливая. На груди куртки несколько рваных дыр, и их окружают бурые пятна. Бледные это пятна, замытые водой, но видно сразу, что это — кровь.

Сложенные с удивительной бережливостью, лежали на брезенте и другие вещи Нефедова, не оставлявшие сомнения в том, что хозяина их нет в живых. И мотор, их старенький лодочный мотор был тут.

Поднимая от вещей побледневшее лицо, Седых прошептал странно сухими губами:

— Убийство.

3

3

Ближайший районный отдел милиции — за сотню верст, и только вертолетом можно доставить в тайгу группу розыска. Группа такая уже организована, из областного управления вылетели Николаев и Колбин. Ребята молодые, но специалисты по запутанным делам. И действительно, дело совсем темное.

Исчезли главный геолог и завхоз партии. Почти вся одежда геолога обнаружена в яме, но вещей завхоза Степана Горбуна там нет.

И пока летит к месту происшествия розыскная группа, участковому инспектору Балуткину дано указание срочно прибыть к геологам.

Балуткин в милиции давно, чуть не тридцать лет, а участок у него такой, что впору государству какому. Транспорта участковому не положено, Балуткин пробавляется попутным. Да и зачем он ему, личный транспорт? Сыновья чуть не с рождения на мотоциклы сели, а отец так и не научился этой премудрости. Людей понимал Балуткин лучше, чем машины, знал в десятках своих деревень жителей, и его знали. А как не знать? Помнит Балуткин и отцов тех, кто сами уже ныне отцы, знает все важные события, что случались в его "государстве”. Кто чем дышит — знает и помнит Балуткин. На пенсию самому пора, да жаль оставить дело всей жизни. Кажется Балуткину, что уйдет он — и все будет не так. Знает Балуткин, что неправильное у него понятие, а сделать с собой ничего не может. Правда, есть у него мыслишка: дело передать младшему сыну, пограничнику. Отслужит — ему и карты в руки. Старшие-то два сына хозяйством увлеклись, а младший — с детства отцу помогал.