– Я не хочу есть.
– Ты что, уже порезался, да?
– Нет, не порезался. – Мила выходит из ванной, вытирая лицо полотенцем. Покупать крем для бритья слишком опасно, поскольку сестрам запрещаются такие женские тщеславные мелочи старого мира, как удаление волос на теле. Тюбик не спрячешь, он слишком большой, особенно если учесть, что у нее уже есть контрабанда: СИМ-карта, купленная риелтором Алисией, бритва и четыреста двенадцать долларов, которые ей к настоящему времени удалось забрать из «автобусного банка». Коул старается соответствовать своему добродетельному имени: сестра Терпение, при первой возможности засовывает руку, чтобы вытащить несколько купюр. Не надо хватать всю пачку и убегать с ней – пока что. Они еще слишком далеко от побережья.
Мила швыряет полотенце на кровать.
– Перестань обращаться со мной как с ребенком!
– Ты и
– Мне уже тринадцать лет. Ну, будет через несколько недель. Я сам могу решать за себя.
Коул прижимает пальцы к вискам.
– Не всегда, тигренок. Я делаю все возможное. Мы уже почти добрались до цели. Еще одна ступень на лестнице к бегству.
– Пожалуйста, не извращай высказывания Церкви в свои дурацкие шуточки!
– Но это же и
– Как скажешь, мам.
– В нашей семье не говорят: «как скажешь».
– Странно. Потому что я только что это сказал. – Она уходит.
За ужином ее нет. И на молитве после ужина, и Коул начинает суетиться, старается занять свои руки, вместе с Умеренностью, Щедростью и Целомудрием занимается шитьем в учительской, выходящей окнами в сад. Это одна из их священных обязанностей – расшивать «молитвенную одежду» именами умерших. «Любимый отец». Все они любимые. «Кристофер – люблю и помню». «Молитвенную одежду» отвезут в Майами, где ее благословит сама мать Низшая, и обыкновенно Коул находила в работе успокоение, протягивая золотую нить сквозь ткань и размышляя о Девоне. Однако сейчас ее не покидает тревога и у нее болят руки.
– Она еще подросток. Ты должна это понимать, – назидательно говорит Щедрость. – Ей нужно побыть одной. Стойкость послала ее обойти все комнаты, посмотреть, нет ли там чего-нибудь полезного. А у меня есть для нее овсяные хлопья, так что голодной она не останется.
– Спасибо, Щедрость, ты очень добра.