Но он, не изменившись в лице, грустно посмотрел на неё, и, мягко взяв за руку, потянул обратно на диван.

– Ксюша… Справедливости в жизни нет вообще. Есть только судьба, и у каждого она своя. Когда моя мать умерла, рожая меня, ей было всего двадцать четыре года. И смерть её не была легкой – перед ней она промучилась несколько часов. Разве это справедливо?

Ксюша не нашла, что ответить. Она ожидала услышать от него всякое, но не это.

– Она была очень красивая. Я видел на фотографиях… Мне не давало покоя то, что её больше нет. Не только как матери – но и вообще, самой женщины, такой… милой на вид. Я не хотел верить, что вся внешняя оболочка, в которой человек проводил всю жизнь, за которой ухаживал и заботился, после смерти бесследно исчезает. Мне казалось, что так нечестно – да, в детстве я ещё верил в хоть какую-то справедливость… Тогда я не выдержал и подошёл к отцу. Это было примерно через полгода после смерти Тамары, мне уже исполнилось восемь. Нет, не думай, что это было как-то связано – всё, что от неё осталось, я бы вообще отправил в перерабатывающий комбайн, – последнюю фразу он произнёс не без удовлетворения в голосе. – Я спросил у отца, что сейчас осталось от тела моей мамы, которая лежит в земле – и он подтвердил, что она превратилась в скелет. Скажу, что до разговора с ним я до последнего верил в чудо, что её всё-таки смогли сохранить: накачали особым раствором – так я тогда понимал бальзамирование, превратили в статую или ещё что-нибудь. А тут оказалось, что все. Её глаза, улыбка, кожа – всё это сгинуло в никуда. Я был очень сильно расстроен – не меньше, чем когда узнал правду про Тамару. И когда, подавленный, сразу после этого умоляюще прошептал, осталось ли что-нибудь ещё – он прибавил, что у неё могли сохраниться только волосы и одежда, в которой её похоронили. После этого он сразу ушёл к себе, но я успел заметить, как у него из глаз покатились слёзы.

Ксюша обхватила свои локти ладонями, и крепко их сжала. Её вдруг снова бросило в холод, а вместе с этим она ощутила такое знакомое ей щемящее сердце чувство утраты.

– То, что у неё остались волосы, немного утешало меня. Хотя бы они не пропали, – Артём печально улыбнулся, и глаза его заблестели. – Они были светлыми, и, наверное, мягкими на ощупь – этого мне было не узнать никогда. Со временем я, чтобы не переживать, научился мириться с этим. С тем, что происходит с телом после его смерти. Особенно с женским телом. И даже научился понимать в этом свою красоту. Ведь, получается, кости и волосы – это самое Настоящее, что есть у него. То, что всегда остаётся с ним – остальное уходит…