– Всего пять минут, – умоляла её подруга. Ты будешь со мной, и никто ничего не успеет увидеть. Мы сразу в машину сядем, и где-нибудь выйдем. К тому же время десятый час, народу поменьше…

– На улице холодно, – буркнула Ксюша, отхлебнув из кружки крепко заваренный чай.

– Согласна, лето холодное. Но Ксюх, разве тебя такое останавливало? Ты всегда и дня дома не могла просидеть, помнишь? – она дотронулась до её лежавшей на столе левой руки. – Надо с чего-то начинать… продолжать… жить дальше. Ты ведь сама недавно так говорила.

– Да. Но я не имела в виду, что хочу всю прогулку озираться и бегать… от них, – Ксюша кивком указала на окно.

– Но я сейчас возвращалась – там никого не было!

– Придут, – фыркнула Ксения, угрюмо уставившись в кружку и помешивая чай без особой на то цели. – Они всегда так. Как мы убегали из больницы, забыла?

– Слушай, но всё-таки все журналюги собрались у центрального входа. Те парни вообще на всякий случай у чёрного дежурили. И потом, мы быстро от них оторвались.

Ксюша будто снова услышала вопли бежавших к ней, выходящей в сопровождении Аниты, Саши и дяди Ефима из запасного выхода больницы, бесцеремонных репортеров, и вздрогнула.

– Ага. А недавно двое стали дежурить к нашего подъезда. Они и в школу к тебе тогда прямо на отработку пытались ввалиться – вынюхали, что мы дружим. – Ну да, они пытались взять о тебе интервью…

– А заодно выведать, где я живу. Если они выяснят точно – под окнами их станет значительно больше. Да они дежурят во всех местах, связанных со мной! Преследуют тебя, мою семью… Мне Саша звонил и рассказывал. У него в офисе и у дяди в библиотеке творится аншлаг, и это вредит их работе!

От злости она с силой, едва не бросив, положила ложку на стол.

«И Гошу тоже будут. Как скоро он выйдет из больницы?»

– Ксюша, спокойно. Со временем всё уляжется. Просто сейчас об этом везде говорят, потому что ты, ну… такая сенсация… и маньяк этот…

При упоминании Артёма она замерла. Перед глазами вновь пронеслась пугающая картина, как он, где-то далеко от неё, сидит в одиночной камере следственного изолятора, и тоже думает о ней. Так же, как и Ксюшу, его постоянно допрашивают доктора и полиция, но только без всякого сочувствия. А если его бьют?

Так же, как и она, Артём отрезан от всего мира. Они снова оказались в своих, уединенных мирах, только уже наяву. Ксюша почувствовала, как снова разрывается её душа, а от боли на глазах выступают слёзы. С ним она чувствовала себя даже свободнее, чем сейчас – в мире, ставшем огромной клеткой.

Если она так связана с ним ментально – почему физически её тоже нельзя запереть вместе с ним?