— Липа — высокого класса! — не без иронии пояснил я.

Таня разволновалась:

— Тебе хорошо, ты все знаешь. А каково мне? Отсюда решила не звонить, опасалась, нет ли за Прохором Демьяновичем, а стало быть, и за мною, слежки, поехала в Свердловск. Туда да обратно. Да пока, думаю, Андрей Павлович кого-то пришлет…

— Конспиратор ты мой, — обнял я ее слегка за плечи.

До отхода нужной нам электрички на Свердловск оставалось три часа. Прохор Демьянович деликатно сказал:

— Я погляжу, что к чему, а вы тут поговорите. Идем, Саня, со мною, — пригласил он мальчишку.

Но у того еще не исчезло недоверие к этому таинственному человеку.

— Не пойду.

Сугонюк уговаривал:

— Вот твой папа поговорил со мною, теперь — с мамой, потом с тобой посекретничает. Есть у тебя к нему секреты?

— Нету! — стоял на своем мальчишка.

Мы переглянулись с Татьяной и оставили Саню при себе: мальчишка скучал по отцу.

Пока я был в Нижнем Тагиле, Борзов подобрал мне напарницу для легальной работы, на оккупированной территории. Ее звали Лаймой, фамилия Земель, латышка из Риги, двадцати семи лет. Некрасивая: огромный лоб в поперечных морщинах, маленькие зеленого цвета глаза, прикрытые белесыми ресницами. Редкие волосы. Женственными у нее были только шея и стройные ноги.

Борзов предлагал такую легенду:

В Светлово вместе с двадцатичетырехлетней дочерью появляется старый фотограф Рудольф Иванович Шварц (из немецких колонистов). Раньше он жил в небольшом городке на границе Донбасса и Ростовской области. Теперь это прифронтовая полоса, и комендатура выселила всех гражданских из опасного района, в том числе и старого фотографа с его глухой дочерью Анной.

Этот вариант имел несколько преимуществ. И основное то, что такой фотограф жил на белом свете. Я его знал еще по гражданской войне, и судьба вновь свела нас с ним в октябре сорок первого. Рудольфа Ивановича действительно выселили немецкие военные власти, но он с дочерью сумел перейти линию фронта. Подозрительного человека с немецкой фамилией на всякий случай задержала контрразведка фронтовой части.

Борзов оставил у себя все документы и фотоаппарат, который Шварцы сумели перенести через линию фронта. Рудольфа Ивановича снабдили новыми документами и помогли эвакуироваться в один из глухих поселков Северного Урала.

И вот теперь его имя и даже внешность решено было передать мне.

— Бороду отпустишь, усы заведешь, — говорил Борзов.

И тут встал вопрос: как быть с Сугонюком. Его послали за фотокарточками Дубова разных лет. Это не для простого опознания, явно гитлеровская контрразведка намеревалась устроить какую-то провокацию.