— Не более, чем древние римляне, которые находили наслаждение в созерцании смерти гладиатора.

Иванов оживился:

— Какая свежая мысль, Давид! Если позволишь, я возьму ее на вооружение…

— Конечно, Саша, — согласился Блох. — Мы хоть и не гении, а тоже иногда мыслим интересно.

Иванов плеснул себе коньяка:

— Не скромничай. У тебя умная голова!

Рита уперлась спиной в бар.

— Вы извращенцы тут все!.. — краем глаза она увидела нож на стойке бара, на блюдечке с нарезанным лимоном; она и рада была дотянуться до этого ножа, но уж очень высокая была стойка бара, а руки крепко были связаны за спиной. — Я не так беззащитна, как вы думаете. Я смогу постоять за себя…

Блох подходил все ближе.

Брови Риты изогнулись дугой:

— Не подходи ко мне, Блох! Убери свои волосатые руки!..

Блох взял с блюдечка нож и спрятал под стойку. Потом обернулся к Иванову:

— Саша, я буду оперировать ее.

Иванов кивнул:

— А Йыги сразу и отвезет.

Блох гипнотизирующими черными глазами смотрел на Маргариту:

— Мы возьмем у нее все. Зачем добру пропадать?

Рита в отчаянии озиралась вокруг себя, но не видела пути к спасению. Она была зажата в углу, а Блох — упитанная холеная рожа с брюшком — загораживал единственный выход.

Рита, оттолкнувшись спиной от стойки и нагнувшись, бросилась к Блоху, намереваясь ударить его в живот головой. В детдоме, защищая свои интересы, Рита проделывала и не такие штуки… Но доктор Блох оказался ловок. Он отступил шаг в сторону и, перехватив Риту за плечи, прижал к себе боком:

— Не улетишь, птичка!