– Да кто же, в такое неурочное время? – простонала она.

– А я вот сейчас выясню и мало им не покажется! – грозно рявкнула разозленная Алевтина.

И понеслась в коридор, воинственно стуча голыми пятками, через минуту откуда послышался страшный грохот и ее отчаянный крик взлетел под потолок и оборвался. Гликерия вновь лишилась чувств. А Лика поняла, что сию секунду сойдет с ума, потому что дверь взорвали, а Алька погибла. Она встала, шатаясь на подгибающихся ногах, покрутила головой, причмокивая пересохшими губами, и только новые, громкие вопли подруги удержали ее в этой действительности. Глянув на Гликерию, уютно валяющуюся на диванчике, Лика поспешила на помощь к орущей Альке, решив, что той помощь нужнее.

Похлопав дрожащей рукой по стене, она включила в коридоре свет, и глазам предстала страшная картина. Нет, дверь была на месте, зато Алька валялась под грудой всего, что они понаставили на стиральную машинку и, кажется, застряла меж двух венских стульев и стремянки.

– Алька, ты жива? – дрожащим голосом спросила Лика.

– Жива, хрен тебе в ухо! Ты чего стоишь, помоги мне выбраться! – разгневалась Алевтина.

А дверной звонок продолжал звонить, более того, кто-то стучал дверь и звал подругу по имени.

– Это к тебе, – помогая Альке выбраться из-под завала, сказала Лика.

Они освободили дверной проем, Алевтина глянула в глазок и сказала.

– Я их не знаю.

В него же заглянула Лика и завопила не своим голосом.

– Это ко мне, Алька, это ко мне. Открывай скорее! Я их знаю!!!

Когда исчезла непреодолимая преграда, то есть была открыта входная дверь, Лика повисла на шее у Кирсанова. Двое влюбленных слились в страстном объятии, не обращая внимания на остальных участников мизансцены. Алька растирала ушибленный бок и разглядывала ссадины на локте и колене, Стас разглядывал Альку – в разрезах ночной сорочки можно было увидеть все, что нужно для счастья такому горячему парню, как он. Гликерия Андреевна, которой надоело валяться в обмороке, подглядывала за всеми, высунув нос в щелку двери Алькиной комнаты.

Еще через четверть часа все пили чай, за исключением Гликерии Андреевны, которая с достоинством удалилась к себе, выразив надежду, что на этом эксцессы данной ночи закончились. Алька напялила пеньюар, подколола волосы и, несмотря на поздний час, выглядела свежей гортензией. И хотя теперь обзор ее женских прелестей заметно ухудшился, Стас продолжал пялиться на нее со значением, видимо, держа в памяти недавние видения. Кирсанов же держал на руках Лику, и на всякие уговоры, что она никуда не денется, и что с гипсом она «весит целую тонну», он говорил, что как-нибудь потерпит временные неудобства, и такую вертихвостку лучше держать при себе. Лика не возражала. Даже то, что она «вертихвостка» не рождала в ее душе глубокого возмущения. В свете последних событий было гораздо спокойнее находиться под неусыпным наблюдением Кирсанова, чем дрожать от страха и одиночества, ежесекундно ожидая нападения из-за угла.