– А доберётся злющий, – Рамин принюхался к готовящейся каше. – Лапы все в кровь сотрёт…

– И всех тут пожрёт, – мрачно предрёк Ирриван, всё ещё недовольный, что ему пришлось переться в такую даль из-за дурной жены кузена.

Заставила дракона вернуться и опуститься сама Майяри, а вот успокаивал разгневанного и обиженного ящера уже Ранхаш. Пока он свистел утешительные команды, Вахеш вдоволь насмеялся над Майяри, прячущейся за мужем от дедушки Шереха, который всё ещё был в зверином облике.

Вдоволь настращав внучку, консер всё же обернулся и, одевшись, весьма довольный собой пошёл что-то обсуждать с Оиридом. Перепуганная Майяри даже не спросила, о чём они со старейшиной Ирдаром договорились.

К вечеру до лагеря добрались почти все отставшие, и теперь с поднимающимся от земли туманом смешивался дым костров. Вахеш видел, как Майяри ходит, ищет своего тёмного брата, но тот словно под землю канул и на зов не откликался. В конце концов опечаленную девчонку уволок в палатку Ранхаш, а к их костру подсел довольный собой и жизнью, которая теперь стала ярче, Казар.

Он-то и заметил, что шкура рядом с Вахешем зашевелилась.

– Кажется, твоя добыча в себя пришла.

Из-под края шкуры на оборотня испуганно посмотрела Зиярелла, а когда он склонился ниже, она мгновенно сползла вниз, тихо скуля от страха. Оборотень озадачился.

– Рёбра болят? Позвать лекаря?

Женщина испугалась ещё сильнее и тихо заплакала.

Она очнулась в окружении незнакомых мужчин и подумала, что старейшина в гневе отдал её мимоезжим охотникам. Или её выбросили в лесу, а эти оборотни подобрали. И теперь она была в ужасе в ожидании своей дальнейшей судьбы.

– Рамин, сбегай за лекарем, – попросил Вахеш, опуская широкую ладонь на то место, где должна была быть голова женщины. – Ну чего ты ревёшь? Может, есть хочешь? Или по нужде проводить?

Та расплакалась ещё горше, судорожно цепляясь в шкуру и обещая себе ни за что не даться живой, но вместо этого прошептала:

– Пожалейте меня, господин… не нужно…

Вахеш с недоумением приподнял брови, но услужливо погладил плачущую женщину по дрожащим плечам, жалея.

В общину гости не заходили. Как и обещали. Ёрдел только ощущал, что под землёй подрагивали тысячи щупов сил, тянущихся со стороны лагеря. Давать хозяевам возможность устроить каверзу приезжие хаги не пожелали. На улицах было тихо, все сидели по домам.

Тёмный остановился на площади, и в памяти опять замелькали воспоминания двадцатилетней давности. Вот здесь он лежал. Собственно, это всё, что он помнил чётко. Остальное – удары и боль. Он не слышал ничьих голосов, кроме собственного, и не видел ничего, кроме опускающихся палок.