— Я запрещаю тебе ставить твой номер.

— Он плох?

— О нет!.. Он… и в самом деле… что-то невероятное. Как тебе объяснить?..

Она подошла к нему и ласково погладила его по щеке.

— Если ты выступишь с ним, — сказала она, — состояние тебе обеспечено. Но выступать не надо.

— Почему?

— Потому что я чувствую: ты наносишь себе смертельный вред. Кончится тем, что ты себя уничтожишь.

— А если мне приятно уничтожать себя?

— Пьер! Я прошу тебя!

Дутр бросил парик на кровать и подошел к окну, раздраженно бренча в кармане монетками.

— Со мной можно уже не считаться, — сказала Одетта позади него.

Дутр стиснул зубы в бессильной ярости.

— Я же работаю для тебя! — закричал он. — Для тебя собираюсь зарабатывать деньги! Тебе что, они больше не нужны?

— Разве я просила у тебя хоть чего-то? — спросила Одетта. — Нет, не просила. Ты мучаешь себя все из-за тех же двух мерзавок. Они преследуют тебя. Разве нет? Они присосались к нам как пиявки.

Дутр обернулся.

— Я запрещаю тебе… — начал он.

— Говорить ты мне не запретишь. И может быть, если б у нас хватило смелости поговорить раньше, ты не дошел бы до этого. Пьер, ты не вправе карать нас обоих.

— Я никого не караю, — устало ответил Дутр.

— Тогда откуда же твой номер? Признайся откровенно… Ты захотел остаться один. Отомстить себе, мне… Скажешь, я не права? Бедный мой Пьер, скажи, почему ты меня боишься?

Дутр прислонился к камину. Он думал о Грете, и взгляд у него стал сосредоточенный. Одетта подошла к нему и взяла за отвороты пиджака.