Лед, что дрейфует в воде, подстерегая корабль.

Ребенок, плавающий в воде. Синий, как труп.

Ундина.

Теперь она осознала, что ей знакомо имя. Ундина – так звали русалку в одной из бабушкиных историй. Но это же миф, да? Энни не должна была знать о мифах. Как и романы, как и сказки, они были полны греха.

Господь благоволит хорошим девочкам, Энни.

Ей хотелось плакать. Нужно было что-нибудь предпринять, но что она могла, запертая в холодной каморке на дне кораб-ля? Когда она сама замерзла, как спящая принцесса в сказке, навечно запертая в своем гробу? Ждет своего принца. Ждет, когда ее освободят.

Почему она снова оказалась здесь? Энни потрогала голову, как будто прикосновение могло что-то высвободить. Да, она вспомнила, это из-за сообщений, да. Лед. Нет, из-за Лиллиан.

Нет, из-за Кэролайн и этой броши. Пустой броши, в которой когда-то хранилось очень сильное средство. И она была в руках мальчика Асторов, когда у него случился припадок.

Теперь Энни поняла правду: мальчика убила не Кэролайн и не какой-нибудь злой, расчетливый дух. Его убила брошь. Или то, что было внутри ее.

С болезненной уверенностью Энни теперь видела, что происходило.

Она посмотрела на брошь в своей руке, как будто это была шипящая кобра, готовая напасть.

Но Кэролайн была виновна в том, что Ундина угасала. Кэролайн доводила Ундину до болезни. Намеренно. Брошь прошипела ей правду. Кэролайн травила своего ребенка все это время, прямо у всех под носом.

Но Кэролайн хотела, чтобы Ундина была с ней. Почему тогда она, приложив столько усилий, чтобы сделать Ундину своей, пытается ее убить?

В окрестностях Баллинтоя была поймана жена рыбака, отравлявшая собственных детей мышьяком. Она утверждала, что это изгоняло злых духов и она спасала их души, но ее собственная сестра заявила, что женщине надоело их тянуть, когда муж ушел в море, оставив ее страдать одну. Сказала, что материнство может стать своего рода могилой. От материнства никуда не деться, избавить могла только смерть матери или детей.

И еще бабушка Эшлин рассказывала Энни о женщине, которая издевалась над своими детьми из-за сочувствия, которое это ей приносило, не говоря уже о приходской милостыне. Женщины совершали безумные поступки, да? Истеричные.

Истерия.

Теперь истории проносились в ее голове головокружительным каскадом. Истории, которые она слышала или читала, истории, которые ей, возможно, только снились.

Энни захлопнула крышку броши, сожалея, что израсходовала весь порошок. У нее не осталось доказательств, только подозрения. Нет способа доказать, что сумасшедшая здесь все-таки не она.