— Интересно, как доценту удалось выйти сухим после столь сомнительных связей с Кириллом и Галевым?

Доказательств о каких-либо политических преступлениях, совершенных им до Девятого сентября, не было. Базой для их дружбы служил теннис.

— Благодарю вас за интересную информацию, мой дорогой учитель! Сделаю все, чтобы воспользоваться ею.

Стаменов, молча выслушав мой доклад, сказал:

— История с Галевым показывает, что мы еще недостаточно изучили все, что связано с окружением Филипова. Ясно, что мы не все знаем о нем. Нам срочно нужно перестраиваться в этом направлении. Что касается подозрений в отношении рукояток ракеток, было бы глупо, если бы мы нагрянули в дом к человеку и начали вскрывать рукоятки его ракеток. Каково, если, ничего не обнаружив, мы будем вынуждены приносить свои извинения? Опять же, едва ли Филипов будет рисковать и действовать столь наивным способом — использовать такие ненадежные тайники для хранения сокровищ. Плохо и то, что мы до сих пор не ответили на один из главных вопросов: с нами или против нас этот человек? Например, с нами академик Христакиев, часовщик дядя Гошо, художник Милошев, а против нас — дядя Мирчо и Кюрана Янкова. Аптекарю Венелину Ванкову и ювелиру Трендафилову мы тоже пока не можем доверять. Это означает, что действующие лица в нашей небольшой драме расставлены по своим местам, а Филипов пока остался в стороне.

— Мы действовали в соответствии с вашими распоряжениями.

— Не отрицаю, что было такое указание, я только констатирую этот неприятный факт, что доцент до настоящего момента не изучен и продолжает оставаться как бы неисследованной космической туманностью.

— Каким путем предлагаете исправить недоработку?

— Ты поедешь в Старую Загору. Полагаю, что встреча с заключенным Галевым будет весьма полезной, а после серьезного разговора с ним будем иметь готовый план «обработки» Филипова.

Трифон Галев не был похож на заключенного. Свое наказание он отбывал в качестве нештатного врача в тюремной больнице. Увязший в политической тине старой буржуазной власти, этот расконвоированный заключенный трезво оценивал сбою вину и был весьма доволен, что спас свою шкуру. Внешне это был слегка округлившийся, рано облысевший мужчина, с очками на огромном, мясистом носу, с живыми, проницательными глазами. На вопрос, знает ли доцента Филипова, он слегка насупился и ответил:

— Наша дружба была мимолетной. Знаю его по теннисным кортам столицы, и не более. Но, несмотря на это, получил возможность узнать его слабость к деньгам.

— Прошу вас, расскажите все, что вам известно о личности доцента.