Это обстоятельство заставило нас еще раз оценить каждый наш шаг, сделанный в доме Шуманова. Теперь уже не было сомнения в том, что аптекарь Ванков сообщил правду. Значит, был бриллиант, и следовательно, история вокруг бриллиантов не была выдуманной, сокровища князя существовали, но где они — пока никто не знал, и нам необходимо продолжать их поиск с еще большим упорством. Вот поэтому оперативной группе нужно было действовать осмотрительнее.

Однако наши старания привели в страшную ярость добрую экономку Янкову. В доме буквально все было вывернуто, проверены все вещи, каждое платье, все, до одной, книги, мебель, включая свечи и спички на кухне. И тогда разъяренная женщина, дом которой стал похож на развалины после сильного землетрясения (были вскрыты некоторые подозрительные места в стенах, поднят паркет), заорала на следователя: «Почему вы не хотите понять, что эти игрушки (имея в виду бриллианты) я не видела?»

Размышляя над ее словами, которые передал Бакрачев, я пришел к заключению, что, возможно, Янкова на этот раз сказала правду. Необходимо было пока оставить экономку в покое, а все внимание сосредоточить на доценте Патьо Филипове.

Тот факт, что доцент Филипов был одним из приближенных людей Шуманова, приобретал немаловажное значение. Вместе с академиком Петром Христакиевым они представляли выдающуюся троицу в ученом мире, известную в столице своей общей слабостью к художественным выставкам и концертам. Это означало не только слепое поклонение искусству, но одновременно — оказание помощи и покровительство его добрым и преданным жрецам. Ни для кого не было тайной, что эти состоятельные мужи поддерживали и тайно и открыто бедных студентов и молодых людей, начинающих художников и музыкантов, проявивших талант.

После установления народной власти их функции меценатов были прекращены, а всем троим оставлены занятия по гражданским профессиям.

Доцента Филипова я впервые увидел тогда, когда созерцал и всех остальных ближайших людей покойного. Это сравнительно молодой человек среднего роста, с красивым лицом, выразительными, но холодными глазами. Услышав, что все наследство профессора отказано в пользу государства, он сохранил видимое спокойствие. Только его правая рука нервно шарила в кармане плаща, а потом — в кармане брюк. Я подумал тогда, что он ищет сигареты. Но в руках у него появились медикаменты. Он взял две таблетки, раскрошил и, бросив в рот, проглотил. Потом, соблюдая приличия, упаковку положил в пепельницу. Надпись на флаконе — какой-то немецкий препарат для успокоения нервной системы. Присмотревшись к спортивной фигуре и здоровому цвету лица доцента, я пришел в недоумение. Позднее, когда подробнее изучил его биографию, еще больше удивился: этот человек был активным спортсменом, чемпионом по теннису. Его брат имел собственные теннисные корты, которые сдавал внаем любителям. И может быть, эта его почти спортивная биография, по-моему совсем обычная, свидетельствовала о совершенной аполитичности и безразличии к событиям в нашей стране. Хорошо, что другой факт произвел на меня более сильное впечатление — Патьо был постоянным и желанным партнером князя Кирилла по игре в теннис. На этом поприще они встречались многократно. Естественно, Патьо в роли тренера, а князь — ученика. Доказательств их близких отношений было больше чем достаточно, но все сводилось исключительно к любимой игре! Никто не видел их в других местах, кроме теннисных кортов. Это, можно сказать, была чисто спортивная дружба. Может быть, профессор Шуманов рекомендовал князю в качестве тренера своего хорошего приятеля доцента Филипова? А не могло ли быть наоборот? Доцент рекомендовал князю Шуманова в качестве врача, который излечил его от хронической мигрени. Тем не менее, какова бы ни была основа, трио образовалось и существовало. Оставалось одно — встретиться и поговорить открыто и откровенно с Патьо. Он наилучшим образом может объяснить мне, на чем базировалась их дружба с князем.