– Да ладно тебе, Джейсон, как часто мы с тобой говорили о слабости? Самоубийство никогда даже не рассматривалось.

– В отличие от самоубийства при помощи копов? – усмехнулся Джейсон. – Или при помощи электрического стула?

– Они казались единственным выбором, хотя временами я надеялся, что это ты окажешь мне такую честь.

У Джейсона отвалилась челюсть. Икс опять пожал плечами.

– Это была бы хорошая смерть.

– Тогда зачем все это? – Джейсон имел в виду свободу, побег. – Ты больше не хочешь умереть?

– Еще вчера хотел. А потом нашел причины жить: ради одного человека, которого люблю, и ради другого, которого ненавижу, – весьма веские причины, которые даже для меня самого оказались неожиданностью.

Джейсон почесал переносицу. У него разболелась голова.

– Почему ты мне все это рассказываешь?

– Потому что некоторые вещи так и не изменились. Мертвый или живой, к добру или к худу, я все еще хочу, чтобы свидетелем моих деяний был достойный восхищения человек – тот, кто может смотреть мимо газетных заголовков и ярости. Человек, который знает меня, и чью душу я, в свою очередь, тоже знаю. Это ведь не так уж многого просить, согласись, чтобы о тебе думали иногда, помнили о тебе?

– Я не твой друг и не твой духовник.

– А я и не ищу отпущения грехов. Но ты и вправду понимаешь меня лучше любого живого человека – меня, мои мысли и то, что я сделал.

– Прости. Нет. Ни в коем случае. Я не хочу этого. Я не могу.

Джейсону хотелось выпрыгнуть из машины, хотелось двигаться. Он открыл дверцу, но Икс остановил его четырьмя простыми словами.

– Рис похитил твоего брата.

Джейсон застыл, едва высунувшись наружу.

Икс скользнул по сиденью, глядя на него снизу вверх.

– Рис сделал то, что крайне меня разгневало. Я очень зол, и он это знает. Он захватил твоего брата, чтобы связать мне руки, чтобы избежать наказания за самовольство. Вот почему мы здесь – вот почему мы оба здесь.

– Вылезай из машины, – приказал Джейсон.

– Позволь мне помочь тебе.