Надя. Я ее обижала…
Надя.Блюм. Те вещи, что я нашел там у тебя — пудреница и носок, — они принадлежали Ксюше? (Она кивнула.) Ты их у нее украла, а потом раскаивалась? (Она кивнула.) Ты что-то мне не договариваешь. Раскаиваться ты могла бы у себя в коттедже. Ведь ты сейчас живешь одна? (Она кивнула.) Ты там от кого-то пряталась! От тех, кто похитил Ксюшу? Верно?
Блюм.Надя. Я их боялась.
Надя.Блюм. Боялась, потому что думала — они приходили за тобой? Ведь ты в спектакле играла Карабаса?
Блюм.Надя. Нет. Им нужна была Ксюша.
Надя.Блюм. Откуда ты знаешь? (Молчание.) Говори!
Блюм.Надя. Я видела, как ее похищали.
Надя.Блюм. Это правда? Ты не врешь?..
Блюм.Ей не было смысла врать. Она боялась, что придут в конце концов и за ней, — слишком много она тогда видела. Но ее-то никто не видел! И все равно боялась. Теперь же, узнав о гибели Ксюши, она вдруг перестала бояться, потому что совесть, ее детская совесть, уже была настолько замарана, что требовала очищения.
До конца спектакля оставалось не более пяти минут — ария Кота, и все. Во время финальной части оркестра — поклоны. Но Принцессе было уже невтерпеж. Надя выбежала через правую кулису на улицу и приземлилась в кустах акации. Как назло моросил дождь, и она очень переживала, что запачкает свое платье из серебристого атласа.