— Ксюша, ты не узнала меня? — услышала Надя незнакомый мужской голос. Ей вдруг стало очень стыдно, что она второпях не заметила мужчину в десяти метрах от себя и спустила трусики. Хорошо хоть, что он стоял к ней спиной. А вот Ксюшу, идущую по асфальтовой дорожке, она увидела сразу. — Мне надо срочно снять тебя в одной интересной рекламе с кошками и собаками, — соблазнительно уговаривал он.
— Хорошо, я только выйду сейчас на поклоны и предупрежу Ларису Витальевну.
— Нет, Ксюша, время не терпит. Надо ехать!
— Как же так? — растерялась она. — И мама ничего не знает.
— С мамой я говорил вчера по телефону — она в курсе. Я тебя сниму и привезу к ней.
— Вы меня обманываете! Мама уже неделю как в Испании!
Он не дал ей договорить — схватил, зажал ладонью рот и поволок к забору. В этот миг он повернулся лицом к Наде, и в тусклом свете фонарей, что стояли у дороги, за забором, она разглядела его. Ксюша отчаянно сопротивлялась, но на помощь пришел еще один, невысокого роста, и вместе они легко справились с ней. А Надя натянула трусики и вышла на поклоны. «Больше не будет в лагере этой великой актриски, которую силой заставляют сниматься в рекламе!» — со злорадством думала она в ту минуту, наслаждаясь аплодисментами.
Выслушав ее рассказ, Блюм понял, что держит в руках удачу. Перед ним сидела свидетельница. Маленькая, несчастная, затравленная девчонками свидетельница, а это уже прямая улика, и можно предъявлять обвинение!
— Ты узнаешь того мужчину?
— Да, конечно. Он мне снится каждую ночь.
— У тебя родители сейчас дома? Никуда не уехали?
— Дома… Вы отвезете меня к маме? — В ее глазах засверкали огоньки.
— Думаю, что здесь тебе больше делать нечего. Поедешь с нами — напишешь все, что мне сейчас рассказала. Писать за каникулы не разучилась?
— У меня по русскому — пять! — похвасталась Надя.
— Вот и прекрасно! А потом тебя отвезут домой.
— Ура! — запрыгала она и захлопала в ладоши. В машине он показал ей три фотографии — Лузгин, Авдеев, Стацюра.
— Вот он! — указала она на Авдеева.
Миша вернулся к женщинам.
— Девочку я забираю с собой! — сообщил он Ларисе. — У вас здесь ее травят, а для меня она просто клад!