– Видишь ли, Алекс, ты мне и вправду нравишься. Ты мне кажешься… Как бы сказать?.. Симпатичным. И трогательным. Да, именно, я нахожу тебя трогательным.

– Тем лучше, – раздается замогильный голос.

– Ага, к тебе возвращается дар речи, это хорошо. Но я обожаю солировать! Так что, главное, не старайся мне отвечать.

Квентин кладет затянутые в перчатки руки на плечи Гомеса и наклоняется. Их лбы почти соприкасаются.

– Я бы даже сказал: заткни свою пасть! – мурлычет он. – Понятно?

Он выпрямляется, Гомес снова начинает дышать. Так медленно, что у него ощущение, будто он засыпает. Тогда он до крови прикусывает себе язык.

– Так о чем я говорил? – продолжает его мучитель. – А, да, я нахожу тебя трогательным. Но слишком любопытным… Заметь, я тебя понимаю, старина. Понимаю, почему ты запал на эту девицу. И любой мужик на твоем месте ринулся бы очертя голову… Но проблема в том, что нехорошо красть чужую женщину. Это очень нехорошо. Тебе никогда не говорили? Так даже в Библии написано!

– Чужую… женщину?

– Ну да, Алекс, – вздыхает медбрат. – Хлоя моя. А не твоя.

– Я не мог… знать, что она твоя.

– Конечно мог, и прекрасно знал! С самого начала. Но ты решил, что сильнее меня. Ты взял на себя миссию по ее спасению. Ты захотел поиграть в героя!

Квентин снова приближает лицо к Гомесу.

– Герой паршиво выглядит!

– Ему на тебя насрать… герою.

Медбрат подмигивает ему и дружески треплет по щеке.

– Сдается мне, ты не в том положении, чтобы грубить.

Гомес собирает все свои силы и дергает наручники. Безнадежно. Но его ноги не привязаны, а этот дает ему шанс. При условии, что он сумеет им воспользоваться. Пока что он не шевелится. Выжидает удобного момента.

Квентин останавливается перед портретом Софи, стоящим на старом буфете тридцатых годов.

– А она была красивой, твоя жена. И верно, Хлоя на нее похожа. Просто удивительно. Для тебя это стало настоящим шоком, да?

– Чего ты… хочешь, кроме как уболтать меня до смерти?