Она снова права. Он уже смотрел.

«Но я сейчас чувствую себя столь же настоящей, как и ты, смотрящий запись. Эта настоящесть – она одинаково настоящая? И что ее делает такой – наше сознание? Я могу представить, как ты сидишь перед экраном четыре года спустя, хоть ты и рядом со мной прямо сейчас. Мне кажется, я могу протянуть руку через камеру, чтобы тебя коснуться. Вот бы так было на самом деле. Я пережила больше двухсот лет и в конце концов пришла к выводу, что Слейд прав. То, как мы воспринимаем реальность и время, от одного мгновения к другому – лишь результат нашей эволюции. То различие, которое мы проводим между прошлым, настоящим и будущим. Но мы достаточно разумны, чтобы осознавать, что это иллюзия, пусть мы в ней и живем. Поэтому в такие минуты, как сейчас – когда я воображаю, как ты сидишь там, где сейчас сижу я, как ты слушаешь меня, как ты любишь меня, как тебе меня не хватает, – нам так тяжко. Поскольку я заперта в своем мгновении, а ты – в своем».

Барри утирает слезы, на него навалилась вся эмоциональная тяжесть последних двух лет вместе с Хеленой и двух месяцев без нее. Он дождался этого седьмого юбилея временной линии лишь для того, чтобы понять, каково это – быть личностью со многими прошлыми жизнями. Понять себя целиком. Одно дело, когда тебе рассказывают, что у тебя была дочь. И совсем другое – помнить ее смех. Как ты впервые взял ее на руки. Все эти моменты в их совокупности оказались почти неподъемной ношей.

«Не возвращайся за мной, Барри».

Он уже вернулся. В то утро, когда он, проснувшись, обнаружил ее мертвой рядом с собой, он воспользовался креслом, чтобы вернуться на месяц назад и побыть с ней еще немного. Когда она снова умерла, он вернулся еще раз. И еще. Он десять раз убил себя в капсуле, пытаясь отогнать прочь молчание и одиночество своей жизни здесь без нее.

«Он ушел из этого странного мира чуть раньше меня, – цитирует Хелена. – Это ничего не значит. Для нас, тех, кто верит в физику, разница между прошлым, настоящим и будущим – лишь иллюзия, за которую мы упрямо держимся. Эти слова Эйнштейн сказал о своем друге Мишеле Бессо. Трогательно, согласись? И мне кажется, он был прав».

Барри на экране плачет.

Барри перед экраном плачет.

«Мне так хочется сказать: я не жалею, что случайно построила уничтожившее мир кресло, потому что иначе в моей жизни не появился бы ты. Но это, наверное, все же не слишком красиво. Если ты очнешься шестнадцатого апреля две тысячи девятнадцатого и вдруг обнаружишь, что человечество ничего не вспомнило и не самоуничтожилось, я хочу, чтобы ты прожил замечательную жизнь – уже без меня. Постарайся найти свое счастье. Со мной ты его нашел – значит, сможешь найти еще раз. Если же человечество вспомнит – мы сделали все, что смогли, и если тебе сейчас одиноко, Барри, помни – я с тобой. Может быть, не в твоем нынешнем мгновении. Но в моем. В моем сердце».